Rambler's Top100

вгик2ооо -- непоставленные кино- и телесценарии, заявки, либретто, этюды, учебные и курсовые работы

Демина Людмила

НИНА СЕРЕГИНА

мелодрама для кино и театра

интернет публикация подготовлена при помощи Анны Чайки

ПАРК. АВГУСТ. РАННЕЕ УТРО.

Сквозь летний туман, как бы сквозь дымку, проступает симметричный пейзаж: старый парк с дорожками, выложенными кирпичом и осыпанными первыми осенними листьями, в глубине которого, на холме, виднеется небольшая, но удивительно гармоничная старинная усадьба в стиле классицизма.

Симметрию нарушает только каменная белая беседка справа с высокими стройными колоннами.

Камера плывет над широкой аллеей, разделяющей парк на две половины. Приближающаяся усадьба похожа на нарочито поставленную среди цветов небольшую шкатулку, в которой хранятся, как драгоценности, чьи-то жизни.

КОМНАТА ГРАФИНИ. УТРО.

В большом старинном зеркале, окаймленном белой рамой, видно отражение красивой женщины и рядом такой же красивой девочки лет десяти. Обе широколобые, большеглазые и какие-то забыто-забыто русские... Словно их не коснулись ни разу нечистые взоры, нечистые мысли, нечистые слова...

НИНА (рассыпая волосы девочки по плечам). Кажется, что у тебя негустые волосы, а на самом деле — густые, просто они очень тонкие...

АНЯ. Как паутинки!

НИНА. Ну, какую тебе прическу — заказывай!

АНЯ (подумав). Хочу распущенные.

АНТОН (за кадром, добродушно). Насмотрелась рекламы, глупая!

НИНА. Хорошо, пусть распущенные!

Продолжает играть с волосами девочки. За ее спиной в отражении зеркала появляется мальчик лет двенадцати. Из того же мира — родного, простого, русского. Он обнимает Нину за шею.

АНТОН (деловито). Мама, когда нас позовут завтракать?

АНЯ (нетерпеливо). Да, мамуля, когда?

Женщина в зеркале словно не слышит их, она пристально вглядывается в отражение: три лица — как на картине.

НИНА (задумчиво и удивленно). Неужели это мы? А может, это не мы, а кто-то чужой... Какие-то Анна, Антон... Нина...

Из коридора доносятся шум шагов и отдаленный женский голос, что-то рассказывающий...

Раздается стук в дверь.

НИНА. Да-да, входите!

Двойная высокая дверь распахивается, и на пороге появляется женщина-экскурсовод.

ЭКСКУРСОВОД (обращаясь к Нине). Вы извините нас... (Улыбается.) Но вам это тоже, наверное, будет интересно. (Обращаясь к группе.) Проходите, пожалуйста!.. Это самая красивая комната усадьбы, спальня графини. Вот так, наверное, больше ста лет назад, она сидела перед этим трюмо и точно так же расчесывала волосы своей дочери...

Экскурсовод выразительным жестом указывает на застывшую перед зеркалом Нину.

Посетители с любопытством разглядывают ее, снисходительно улыбаясь.

Нина смущается, отворачивается к зеркалу. Ее взгляд встречается со взглядами двух молодых людей, которые бесцеремонно рассматривают ее отражение в зеркале. Это Клим, невысокий симпатичный, добротно и эффектно одетый, и Никита, худой блондин с выразительным, но изможденным лицом.

ГОЛОС ЭКСКУРСОВОДА. Конечно, комната с тех пор неоднократно подвергалась ремонту. От первоначального вида остались, пожалуй, лишь эти несколько изразцов. О чем есть доказательство в мемуарах графини. (Раскрывает какой-то потрепанный журнал.) Кстати, они недавно были переизданы у нас. Как я уже говорила, последняя владелица этой усадьбы, графиня Строганова Анна Ивановна, обладала недюжинными литературными способностями...

Крепыш переключает свое внимание на экскурсовода и исчезает из зеркала. Блондин продолжает смотреть на Нину. Их взгляды встречаются...

ГОЛОС ЭКСКУРСОВОДА (продолжает). Да и сама она была личностью незаурядной, с очень сложной, но красивой судьбой...

Наконец Нина не выдерживает настырного вызывающего взгляда молодого человека, резко встает и идет к шкафу, около которого, на полу, стоит раскрытый чемодан, сердито захлопывает его и начинает преувеличенно внимательно слушать экскурсовода.

ЭКСКУРСОВОД. Посмотрите, что она пишет. (Читает по журналу.) "Лично моя жизнь была одною из тех, которым люди завидуют. Высокое общественное положение, большие средства, почет, уважение, вечные праздники и удовольствия — все, казалось бы, способствовало тому, чтобы назвать себя счастливой, а между тем червь неудовлетворенности и безысходной тоски разъедал мою душу..."

Никита продолжает смотреть на Нину, которая все более внимательно прислушивается к экскурсоводу: ее лицо преображается, в глазах появляется удивление, которое тут же меняется на сочувствие и сострадание... Видно, что про Никиту она уже забыла.

Он тоже теряет к ней интерес и исчезает на лоджии, дверь которой была распахнута.

ЭКСКУРСОВОД (продолжает читать). "Зная цену чувствам людей, я глубоко их презирала, а, не умея любить и прощать, почувствовала себя вскоре безнадежно одинокой, среди толпы — как бы в пустыне..."

Уже все слушают экскурсовода внимательно. Рядом с Климом стоит хорошенькая молодая женщина, внешностью и одеждой похожая на иностранку, около нее — обняв ее за талию — ее сын лет 14. На стул у большого овального стола присаживается пожилая женщина, похожая на тех, "из бывших", в длинном платье, вся закутанная длинным кружевным шарфом. Оглянувшись и найдя еще стул, садится на него маленький старичок в лоснящемся от старости костюме образца 30-х годов, с палкой в руке и в тяжелых ортопедических ботинках. И только одна женщина с видом "матроны", выставив вперед полную грудь, ходит по комнате, продолжая осматривать ее "достопримечательности". Наталкивается на стоящего у колонны мужчину респектабельного вида. Тот галантно кланяется ей и отступает в сторону, предоставляя ей потрогать мраморную облицовку колонны.

ЭКСКУРСОВОД (продолжает). "Чтобы заглушить свою тоску среди праздника жизни, я кидалась на все. Музыка, искусство, наука, литература, путешествие — все было испробовано, ко всему быстро охладевая, угадывала внутренним чутьем, что все это лишь украшение жизни, суррогат счастья, но где же смысл, сущность, цель?"

Никита с любопытным видом расхаживает по лоджии, уставленной пышными пальмами в больших кадках; краем уха он, однако, прислушивается к экскурсоводу, продолжающей читать мемуары графини.

ГОЛОС ЭКСКУРСОВОДА. "...Ответа не находила, тоска все злее терзала сердце... Я начала метаться в поисках выхода, но вскоре последнее, единственно святое, дорогое — даже дети — утратили значение и интерес..."

Нина в комнате бросает испуганный взгляд на своих детей: Аня, продолжая сидеть перед трюмо, широко раскрыв глаза, слушает, а Антон, присев на край кровати спиной к посетителям, украдкой читает Конан Дойля.

ЭКСКУРСОВОД (оторвав взгляд от журнала). Надо добавить, что супружеская жизнь тоже стала разочарованием для Анны Ивановны, мужа она уважала, но любви у нее в общепринятом смысле слова уже не было...

«ИНОСТРАНКА» (нетерпеливо). Ну и как же она выкрутилась?

ЭКСКУРСОВОД. Доктора определили у нее черную меланхолию, а профессор Корсаков предсказывал паралич или нервное помешательство. Никакое лечение ей не помогало. Тогда еще совсем молодая, она стала походить на старуху, временами теряла способность двигаться, ей казалось, что ее преследует какая-то сила, которая ее уничтожит и раздавит...

ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА (сочувственно). Это — "одержание", одержание злой силой, люди духовного опыта знают, что это. А в народе еще так про это говорят: "попасть в лапы дьяволу".

ЭКСКУРСОВОД (согласно кивнув головой). Да, это так. И тогда она вспомнила о Боге... Самое интересное — это ее путь к Богу. (Смотрит на часы.) Но мы опаздываем на завтрак. Короче, в самый критический момент к ней был призван чудотворец Иоанн Кронштадтский, после встречи с которым, буквально на следующий день, она поднялась с постели совсем здоровой, обновленной и возрожденной. Но это было только началом ее пути. Дьявол ведь не прощает тех, кто освободился из его плена. Дальше пошли искушения, страшные искушения, цель которых была одна — довести ее до нового отчаяния, такого, чтобы проклясть свою жизнь и Бога, который дал эту жизнь. Внезапно умер муж, на бирже, благодаря крушению дел Алчевских, лопнуло ее огромное состояние, стало грозить нищенское существование, погиб сын 19 лет. Но она выстояла... В том числе и репрессии, это уже после революции. Остаток жизни она с дочерью провела в Сергиевом Посаде, была в большой дружбе с лаврскими монахами...

Экскурсовод заторопилась к двери.

КЛИМ. А где это можно прочитать?

ЭКСКУРСОВОД (показывая ему журнал). В этом журнале. Он есть в нашей библиотеке. (Выходит и уже из коридора.) А вот здесь, напротив, была спальня графа, она гораздо проще и скромнее, пройдемте туда.

Все выходят из комнаты.

Нина тоже спохватывается, призывно машет детям, чтобы они последовали за экскурсоводом. Пропускает их вперед, в круглый холл, а сама вынимает ключ из дверей, выходит из комнаты, дверь за ней закрывается.

ЛОДЖИЯ.

Никита не замечает, как остается один в закрытой комнате, он любуется пейзажем, открывшимся его взору...

ВИД ИЗ ЛОДЖИИ.

Парк рассечен широким покатым склоном, спускающимся к речке, узкой и извилистой, а за речкой, как мираж, проступает серый массив города.

КОМНАТА ГРАФА. ЛОДЖИЯ.

Этим же видом любуются экскурсанты. Они толпятся на лоджии в комнате графа. Среди них Нина с детьми. Клим оглядывается, ища взглядом друга... Его нет.

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ.

Доносится отдаленный голос экскурсовода. Посетители усадьбы толпятся около нее. Только Нина стоит одна, она с восхищением смотрит вверх, на двойной потолок, призрачно освещенный синим светом...

ПАРАДНЫЙ ЗАЛ.

Нина осторожно ступает по сияющим паркетным полам, выложенным образцами ценных пород... Аня, подражая маме, не сводит восхищенных глаз с роскошной, ажурной люстры...

Антон рассматривает "памятник старины" со скептической улыбкой. Ему явно скучно.

БИБЛИОТЕКА.

Портрет какого-то мальчика в бархатном костюме с кружевным воротником ненадолго привлекает внимание Антона.

ЭКСКУРСОВОД (остановившись около портрета. Посетителям). Это сын графини Николай, в 19 лет он погиб в страшном цусимском бою, и несчастная мать целый год не могла узнать о его участи. Между прочим, в детстве он был болен дифтеритом. Когда врачи его приговорили к смерти, графиня послала телеграмму Иоанну Кронштадтскому, тогда уже своему духовному отцу, со слезной мольбой о спасении, — и ребенок был спасен вопреки приговору врачей. (Экскурсовод тяжело вздыхает.) Вот вам вопрос — нужно ли было его спасать от дифтерита, чтобы он погиб в бою в таком жизнелюбивом возрасте... (Экскурсовод поворачивается к большому портрету миловидной женщины.) А это сама графиня — Строганова Анна Ивановна.

Нина, как завороженная, не отрываясь, смотрит в лицо женщины, которая более ста лет назад обитала в этих стенах.

Милое большеглазое лицо, полуулыбка на губах, тонкие руки в кольцах подпирают маленькую с высокой прической голову, шелковое серое платье, украшенное кипой белых кружев...

Нина все не может отвести глаз от портрета.

Клим, стоящий рядом, опять оглядывается в поисках друга...

КОМНАТА ГРАФИНИ.

Никита выходит с лоджии в комнату и удивленно застывает: комната пуста.

Он подходит к двери и дергает за ручку — она закрыта. Его лицо приобретает дурашливое выражение... Подумав секунду, он начинает медленно ходить по комнате, рассматривая вещи. На трюмо — разбросанная косметика, духи. Он берет их и нюхает, читает надпись: "Интрига". Насмешливо присвистывает. Трогает нитки бус, повешенные на ключ в шкафу. С удивлением останавливается около большой игрушечной коляски, в которой "спит" большая кукла. Рядом с ней — настоящая бутылочка с водой и соской.

На столе — книги. Рука Никиты перебирает их. Это все — приключенческие романы и детективы.

Презрительная ухмылка появляется на его лице. Вдруг раздается щелчок в замке, Никита оборачивается к двери.

На пороге комнаты появляется Нина. Она видит Никиту и вздрагивает от неожиданности.

НИКИТА. Простите, графиня. Вы так поспешно закрыли дверь... Я был на лоджии, любовался видом...

НИНА. Да?! (Поняв ситуацию, начинает смеяться.) Ну, простите... (Подходит к столу.)

НИКИТА. Это вы меня простите!

Нина берет со стола сумочку, открывает ее и что-то начинает в ней искать.

Никита смотрит на нее, и его глаза раскрываются от притворного ужаса.

НИКИТА. Клянусь своей честью, я не дотрагивался до вашей сумочки! Поверьте, я не вор! (Умоляюще складывает руки на груди.)

Нина вскидывает на него удивленные глаза и опять заливается смехом.

НИНА (сквозь смех). Я ищу путевку. Сказали, в столовую надо с путевкой.

Достает путевку и выжидательно смотрит на Никиту. Он — на нее. Момент обоюдного недоумения.

НИКИТА. А вид у вас замечательный!

НИНА (бросает на себя быстрый взгляд в зеркало). Спасибо...

НИКИТА (подавив усмешку). Я имею в виду — вид из лоджии... Да, я не представился: Никита Шувалов.

НИНА. Нина... (Заминка.)... Григорьевна.

НИКИТА. Очень приятно. Я, в таком случае, — Никита Васильевич. А меня поместили в маленьком домишке. Туда экскурсий не водят. (Иронично.) Видимо, это помещение для прислуги.

НИНА (оправдываясь). Зато у вас номер на одного. И все удобства. А здесь ничего нет.

НИКИТА (сочувственно). Бедная графиня!

Дверь комнаты распахивается, вбегают Антон и Аня. Антон бросается к своей книге и засовывает ее под мышку.

СТОЛОВАЯ. УТРО.

Отдыхающие завтракают. За одним из столов сидит Нина, она кормит детей: кладет им в тарелки салат, делает бутерброды.

До них доносятся звуки английской речи. Антон оглядывается.

За столиком сбоку сидит "иностранка" и что-то негромко говорит по-английски своему тринадцатилетнему сыну. Тот отвечает ей тоже по-английски.

Напротив Нины с детьми сидят Клим и Никита. Клим не сводит с Нины напряженного изучающего взгляда.

НИКИТА. Друг мой, не ешь ее глазами! (Протягивает ему кусок ветчины.) Лучше съешь это!

КЛИМ (отворачиваясь от Нины). В такую комнату мелкую сошку не поселили бы. Но не поэтесса же она?

Нина ест, рассеянно оглядывает всех в столовой. Вот ее взгляд скользит по лицам молодых людей, вряд ли ей может прийти в голову, что они сейчас говорят о ней, такие у них отстраненно-равнодушные лица...

ГОЛОС КЛИМА. Скорее всего, чья-то жена. Большого писателя... Или главного редактора.

ГОЛОС НИКИТЫ. У тебя есть замысел?

ГОЛОС КЛИМА. К сожалению, банальный.

НИКИТА. Хочешь закадрить ее, потом подсунуть свои рукописи, — и она через мужа устроит тебе книгу?

Клим загадочно молчит, жуя бутерброд, и смотрит в окно, в парк...

УСАДЬБА. ПАРК. ДЕНЬ.

В парке люди: толпятся у фонтана... Дети играют, бегают по аллеям. Несколько человек кормят орешками почти ручных белочек в маленькой рощице у ворот парка.

Над воротами мозаикой выложено: "ДОМ ТВОРЧЕСТВА ПИСАТЕЛЕЙ".

АЛЛЕЯ ПАРКА. БЕСЕДКА.

По аллее идет Нина с детьми, подходит к беседке, останавливается. Любуется беседкой.

НИНА (восторженно и простодушно детям). Представьте, что сто лет назад, возле этой беседки, стояла настоящая графиня, и ее дети, вот как вы сейчас, тоже были рядом с ней...

Антон отходит от матери и идет в беседку.

АНЯ. А если мама — графиня, то дочка — кто?

НИНА (смеясь). Графинюшка!

Из-за колонны беседки выглядывает Антон.

АНТОН. Надоели мне ваши графини! Побежали к речке!

СКЛОН ХОЛМА.

Три фигурки, хохоча, сбегают по крутому, поросшему скошенной травой, склону.

АЛЛЕЯ ПАРКА.

На аллее, ведущей к беседке, появляются Клим и Никита. У них праздничное игривое настроение — так хочется каких-нибудь легкомысленных приключений. Никита курит.

КЛИМ. Ты же бросил курить! Дохлятина!

НИКИТА. Что бы я без тебя делал?! (Бросает сигарету и тушит ее ногой.) Отдал бы концы давно!

Им навстречу идет "матрона", она надменно и приторно улыбается. Молодые люди на всякий случай тоже начинают улыбаться ей. Но женщина бесцеремонно проходит "сквозь" них,— улыбка предназначена не им. Никита и Клим оскорбленно оглядываются на нее. Позади них навстречу "матроне" идет "респектабельный" мужчина. Он сдержанно улыбается ей. Они церемонно и многозначительно раскланиваются друг с другом и расходятся. Молодые люди, хмыкнув, переглядываются, идут дальше по тропинке. Вдруг они видят Нину.

СКЛОН ХОЛМА.

Нина бредет с детьми по лугу.

ГОЛОС КЛИМА. Интересно, сколько ей лет? Лет на десять нас старше...

ГОЛОС НИКИТЫ. Какое это имеет значение? В каждом возрасте своя прелесть.

ГОЛОС КЛИМА. Мой друг, ты заблуждаешься. В то время, как ты рассчитываешь на их опыт, они ведут себя в постели как невинные девочки и это до омерзения противно. Хотя в них есть и что-то эдакое, притягивающее...

АЛЛЕЯ. БЕСЕДКА.

Друзья входят в беседку, присаживаются на ступеньках.

НИКИТА (сухо). Не-е. У меня есть Жанна, она божественная женщина.

КЛИМ. Что же ты не женишься на ней?

НИКИТА (неожиданно вспыхнув). У меня другой жизненный замысел!

КЛИМ (понимающе мотнув головой). Сначала пробиться.

НИКИТА (вспылив). При чем тут "пробиться"?! Я — нищий! А женщинам, знаешь, сколько надо?!

КЛИМ. Да брось!

НИКИТА (накаляясь). Ты живешь на деньги папаши, и тебе никогда не понять, что значить жить на оклад дворника и иметь рядом красивую женщину! Это распятие, понимаешь, распятие!.. (Замолкает.)

Мимо них по аллее проходит старик в ортопедической обуви. Он идет и тихо что-то говорит сам себе.

НИКИТА (провожая его взглядом, полным сострадания). Все кому-то доказывает! Вот и я таким же маразмом кончу... (Уже спокойнее.) Знаешь, когда я писал "Искушение грешного Виктора", то пережил весь ад зависти. Я специально часами стоял у ресторана и наблюдал за теми, кто подъезжал к нему в своих лимузинах...

КЛИМ (восхищенно, видимо, вспомнив). Классная повесть. В смысле — классика!

НИКИТА (смягчаясь). Потому что "грешный Виктор" — это я, со своей нищетой и завистью...

АЛЛЕЯ У БЕСЕДКИ.

Старик доходит до скамейки и садится на нее. Достает из кармана пиджака авторучку и стопочку библиографических карточек, перевязанных черной резинкой. Снимает резинку и начинает быстро писать на карточке...

ГОЛОС НИКИТЫ (продолжает). Короче, я так пережег весь этот ад зависти на бумаге, что вдруг внезапно ощутил радость от своей нищеты...

БЕСЕДКА.

Клим слушает Никиту и недоверчиво кивает головой.

НИКИТА. А потому что это — свобода! Понимаешь, и духовная, и физическая! Духовная, потому что не дрожишь за свое имущество, — его нет... (Смотрит в сторону старика.)

Старик на скамейке что-то быстро пишет на карточке. Кладет ее вниз, под стопку, а на новой, чистой, продолжает писать.

ГОЛОС НИКИТЫ (продолжает). ...Физическая — потому что легко бегать с голодным желудком! Овсянка на воде, черный хлеб, залитый растительным маслом, и сладкий чай! Да при одном только воспоминании слюнки текут! А здесь хожу голодный, хотя кормят на убой!

КЛИМ (соглашаясь). Ты прав — на убой! У меня уже после завтрака мозги вареные... (Делает несколько приседаний.) А где наша графиня?

НИКИТА. Да вон она.

ЛУГ У СКЛОНА.

Нина с детьми идут, перепрыгивая через ручейки, пробираясь сквозь густые заросли кустов.

ГОЛОС НИКИТЫ (легкомысленно, не придавая словам значения). Не, бери ее полностью на себя. Мне обещал помочь шеф. Он человек слова. Обещал нас сюда устроить — устроил! И с книгой так будет...

Клим и Никита уже идут по лугу.

КЛИМ (перебивая) Да уж — "человек слова"! Ты за него ему книгу пишешь, а он за это твою обещал протолкнуть. Тебе не кажется, что он слишком дорого запросил?

НИКИТА (оглядываясь). Тише ты! Я тебе, как другу, доверился...

КЛИМ (продолжая свое). Пусть пробивает твою книгу и отдает половину гонорара за ту, что ты ему пишешь...

НИКИТА (устало). Не будем о Никифорове. Лучше о женщинах. (Устраивается поудобнее на склоне возле зарослей и принимает вид бывалого Дон Жуана.) Так ты говоришь, что в них что-то эдакое...

КЛИМ (легко, с удовольствием переключаясь). Да, есть. Но это понять можно только на практике! (Победоносно смотрит на друга.)

НИКИТА. Мой друг! Скажи, не таясь, а была ли у тебя эта практика?

КЛИМ. Не боись, была... (Молчит, как бы подыскивая нужное слово.) Знаешь, что это? Страстность!

НИКИТА (разочарованно). У-у-у... (Смотрит в сторону Нины.)

Нина на берегу останавливается и что-то кричит детям, размахивая руками.

ГОЛОС КЛИМА (вдохновенно). А ты знаешь, что это такое? Страстность — это тебе не "Кармен" Бизе... А что-то вроде силы земного притяжения. Ты же не чувствуешь эту силу, а представь себя без нее...

Проносится сильный порыв ветра. Поднимает подол юбки у Нины. Она пытается "потушить" ее, как парашют...

ГОЛОС НИКИТЫ (перебивая). Да нет, она мне не нравится! (Ищет причину.) Ноги короткие.

ЛУГ У СКЛОНА.

КЛИМ. Зато крепкие, полненькие, хорошие ножки. Ты просто не смыслишь.

НИКИТА. И вообще — коротковата для меня.

КЛИМ. А для меня — самый раз.

НИКИТА. Ну и бери ее! А то — словно меня уговариваешь!

КЛИМ. Я?! Тебя?! Уговариваю?! (Неожиданно другим тоном.) Слушай, Никич, надо узнать, что она за птица... Блин! (Ударяет себя кулаком по колену.) Мне же ей дать нечего, одни черновики и отрывки.

Кусты недалеко от молодых людей раздвигаются, и возникает хорошенькая девушка, блондинка, с длинными гладкими волосами, в розовых клипсах и розовых джинсах, обвешанная множеством целлофановых пакетов. Она видит Никиту и Клима, идет к ним.

ЖАННА. Вот вы где прячетесь... Еле нашла!

КЛИМ (дрогнувшим голосом). Привет!.. Молодец, приехала!

НИКИТА (обнимая и целуя Жанну). Вот не думал, что ты в первый же день!

ЖАННА. Ах, ты не рад!

КЛИМ (успокаивая ее). Мы все уже разведали — здесь вполне можно жить нелегально. Главное, кровати — двуспальные...

ЖАННА (хохоча). Да, это самое главное! А провизии я привезла... (Передает друзьям пакеты.) ...на целых три дня!

СТОЛОВАЯ ПАНСИОНАТА. ВЕЧЕР.

В столовой тихо и малолюдно. Нина вяло доедает булочку.

АНТОН. Мам, мы — телек смотреть! (Встает из-за стола.)

Нина кивает в знак согласия и придвигает к себе чай. Невольно поглядывает на противоположный стол: за ним сидит один Клим.

Он скучающе вздыхает и оглядывается. Видит Нину.

КЛИМ (обращаясь к ней через проход, как ни в чем не бывало). Заработался, бедняга! (Кивает на пустующее место Никиты.) О еде забыл. Гениальный до умопомрачения — никто его не понимает, никто не печатает. Это знак...

НИНА. Знак — чего?

КЛИМ. Как чего? Гениальности!

Напротив Нины, за ее стол, на свободное место, осторожно опускается элегантная пожилая женщина, та самая, из "бывших". На ней теперь красное платье, поверх которого длинный белый шарф, время от времени она откидывает его назад изящным жестом.

ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Здравствуйте. Меня посадили за ваш стол. Давайте знакомиться. Марфа Алексеевна.

НИНА. Очень приятно. Нина.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Мне тоже очень приятно. Когда я вошла в столовую и оглядела ее, то подумала, хорошо бы сидеть рядом с той молодой женщиной... Вы, кажется, живете в комнате графини?

НИНА. Да. Но я не молодая. Мне сорок два.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Вы безумно молодая. Уж я-то в возрасте понимаю, хотя тоже еще не старая. Мне... (Наклоняется к Нине и что-то шепчет. Обе женщины вдруг громко смеются. Нина забывает о Климе, она не сводит с женщины влюбленных глаз.)

НИНА. Кушайте, сейчас принесут плов... (Придвигает к ней запеканку, масло.)

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Я не первый раз отдыхаю здесь — мне безумно нравится эта усадьба. Она напоминает волшебную шкатулку, откроешь — и в ней всякие чудеса.

НИНА. Вы, наверное, пишете сказки?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Я их перевожу...

К столу Клима подходит администраторша в белом халате.

АДМИНИСТРАТОР. Вы — не Шувалов? Телефонограмма. (Протягивает ему белый листочек.)

КЛИМ (забирает листочек). Я ему отнесу...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Так что я хотела сказать? Вот вы — сказочная женщина, да-да! Не смейтесь! Знаете, что в вас сказочного? Вы на все смотрите, как завороженная. На этого парня за моей спиной, на дверь столовой, словно в нее кто-то должен войти, и даже на меня, точно я не старушка Марфа Алексеевна, а волшебница-фея, которая вас осчастливит...

НИНА (весело). Может, так оно и будет!

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (после паузы). Наверное, потому что с нами бывает только то, что мы хотим.

НИНА (удивленно). Только то, что мы хотим? Разве?

Клим допивает чай и встает из-за стола. Берет листочек и, размахивая им, направляется к выходу. Проходит мимо Нины и Марфы Алексеевны.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. Но знаем ли мы, что хотим на самом деле, это другой вопрос...

ПАРК. ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ. ВЕЧЕР.

Клим идет по аллее, размахивая листочком. Вспыхивают фонари, становится красиво, как в сказке. Клим видит... "иностранку", которая сидит на скамейке и курит.

КЛИМ (останавливаясь перед ней). Ай эм сори, ду ю спик рашн?

«ИНОСТРАНКА» (смеясь). Оу, йес!

КЛИМ (интересуясь). Готовитесь за кордон?

«ИНОСТРАНКА» (выразительно вздыхает). Хуже. Я — мать-одиночка. Ищу мужа. А они в нашей стране вывелись!

КЛИМ (не без издевки). Это точно, мужья вывелись. Остались только патриоты и гении.

«ИНОСТРАНКА». А вы к кому себя относите?

ПАНСИОНАТ. КОМНАТА НИКИТЫ.

Комната освещена красным светом настольной лампы. На полированном столе живописный натюрморт — остатки пиршества, бутылка из-под вина, куски торта, куриные кости.

Никита и Жанна уютно устроились в постели: она, одетая в рубашку Никиты, сидит, обложенная подушками; он лежит, положив голову ей на колени.

ЖАННА. Ты боишься, что я тебе не дам работать? Да я буду сидеть тихо, как мышь, и вязать. Или уйду на теннисную площадку.

НИКИТА. Хитрая, она в теннис будет играть, а я за столом корпеть!

ЖАННА. Ну, ты эгоист. (Сталкивает его с колен и поднимается с постели.) Если другому хорошо, то тебе уже плохо, да? (Встает у окна, красиво закидывает ногу на подоконник и сильным движением наклоняет тело к колену.) Я разомнусь!

НИКИТА. Ну, почему "эгоист"? (После очень осторожной паузы.) Тебе как сейчас было? (Смотрит, как она делает упражнение.)

ЖАННА (меняя ногу). Как? Нормально! А ты что — сам не чувствуешь?

НИКИТА. "Нормально"! А зачем зарядкой занялась — не разрядилась?

ЖАННА (смеется). Наоборот, делаю зарядку, чтобы зарядиться... на всю ночь!

НИКИТА (невольно улыбается; после паузы). Какой же я эгоист, если у меня из-за одного твоего слова "нормально" настроение портится?

Включает маленький магнитофон — раздается легкая музыка.

ЖАННА (начинает делать упражнения под музыку). Это у тебя не от моего "нормально", а от своей собственной несостоятельности.

НИКИТА (задетый). Ах, даже — "несостоятельности"?

ЖАННА. Но мне-то нормально, другого я не хочу. Вот и будь доволен! (Садится на шпагат.)

НИКИТА. Как я могу быть доволен, когда ты недовольна?

ЖАННА. Не переживай! Я взяла около сотни интервью у разных женщин... (Делает на ковре обратный кульбит.) И все, как одна, признались мне, что в филантропических соображениях хвалят своего мужчину, как бы им плохо с ним ни было. А потом эти мужчины наводняют мир мифами о своих доблестях. И ты попался на эту удочку, а на самом деле...

НИКИТА (он очень расстроен). Ну, что там — на самом деле?

ЖАННА. А на самом деле у нас, как и у многих других, ничего не получается, знаешь, почему? (Встает с ковра, поднимает ногу и кладет ему на плечо ступню с вытянутым носочком.)

НИКИТА (настороженно). Почему?

ЖАННА. Вовсе не по техническим причинам. А по духовным.

НИКИТА. Переведи! (Целует ступню.)

Жанна долго и нежно смотрит на него, в ее глазах — боль.

ЖАННА. Ты меня не любишь.

НИКИТА (снимая с плеча ее ногу). Ну, начинается...

Раздается стук в дверь — Жанна оглядывается. Никита выключает магнитофон.

Дверь раскрывается, на пороге появляется Клим.

КЛИМ. Надеюсь, я вам не помешал?

Жанна рыбкой бросается в постель и уползает под одеяло с головой.

НИКИТА. Ты, как всегда, в самый нужный момент.

Клим подходит к кровати, кидает ему на постель бумажку. Садится на стул возле стены. Никита читает телеграмму.

НИКИТА. От шефа — просит срочно позвонить. Черт! Не успел приехать, как уже ревизия. Это он беспокоится, сколько я ему написал. Собачка!

ЖАННА (высовывая голову из-под одеяла и громко хохоча). А почему "собачка"? А не "собака"?

НИКИТА (заталкивает ее голову опять под одеяло, шутливо). Не твоего ума дело! (Климу.) Отвернись, дай одеться...

Вылезает из-под одеяла, надевает джинсы.

БИБЛИОТЕКА ПАНСИОНАТА. ВЕЧЕР.

Нина осторожно закрывает за собой дверь и оглядывается по сторонам... Библиотека пуста — библиотекарши тоже нет. И только в укромном месте, у балконной двери, сидит Никита и работает, обложенный кипой рукописей.

НИНА (в пространство). Добрый вечер!

НИКИТА (поднимая голову). Добрый вечер!.. А! Это вы, графиня, то есть... Нина...

НИНА. Нина Григорьевна. А что — здесь больше никого нет? (Подходит к стеллажам, берет книгу.)

НИКИТА. А кто вам нужен?

НИНА (смущаясь). Но здесь никого нет.

НИКИТА. И меня — тоже?

Нина отходит от стеллажа, подходит к портретам на стене, останавливается там, повернувшись к Никите спиной.

НИНА (после паузы). Вас?.. И вас тоже.

НИКИТА (откидываясь на стул). О! Это уже интересно. Это то, что так и просится в мою записную книжку. Продолжайте! (Раскрывает большой потрепанный блокнот.)

НИНА (напуская на себя мрачный вид. Спиной к Никите). Вас здесь нет. Есть некто в маске. А кто под этой маской — я не знаю. Но знайте — я вас не боюсь.

Нина поворачивается в сторону Никиты.

Тот с деловым видом действительно что-то быстро записывает в блокнот.

НИКИТА (закончив писать). Нина Григорьевна, хотите прочитать?

НИНА. Не хочу.

НИКИТА (почти плача). Вот-вот-вот... Я только начинаюсь как писатель и уже никому не нужен, меня отвергают, не читая!

НИНА. Да я бы с большим удовольствием прочитала, что вы пишете. Только то, что вы серьезно пишете, а не так... (не находит слов.)

НИКИТА (в упор глядя на нее). Как?

НИНА (очень смущаясь). Так! В качестве флирта.

НИКИТА (удивленно). Какого флирта?

НИНА. А что — вы даже не чувствуете это?

НИКИТА. Ничего не чувствую.

НИНА (резко). Что в вас говорит?.. Прислушайтесь!

НИКИТА. О, Господи!.. Что во мне говорит?.. Да ничего во мне не говорит. Пустой я, как высохшая тыква. Вот такой!

И он стучит кулаком по столу.

Нина не выдерживает и смеется, подходя к нему.

НИНА. Хотела взять воспоминания графини, но придется взять ваше.

НИКИТА (роясь в бумагах). Но вот если эту повесть. Моя программная вещь. (Достает толстую рукопись, подает Нине.) Поверьте, это не хуже воспоминаний графини, и даже тема у нас с ней одна — искушения.

НИНА. Как интересно! (Берет рукопись.) Спасибо.

НИКИТА. Прочитаете?! Невероятно. (Смотрит на Нину.)

НИНА (на ходу). А что здесь еще делать?

ПАРАДНЫЙ ЗАЛ ПАНСИОНАТА. ВЕЧЕР.

Нина закрывает дверь библиотеки и оказывается в большом парадном зале. Идет в направлении к телефону.

Недалеко от дверей стоит стереопроигрыватель, вертится пластинка, и несколько маленьких нарядных девочек танцуют друг с другом. Среди них Аня.

Нина останавливается, с восторгом смотрит на детей. Аня подхватывает ее для танца. Нина кладет рукопись около проигрывателя и принимается танцевать с детьми. У нее приподнятое возбужденное настроение.

НИНА. Аня! А где Антон?

Аня указывает на дверь телесалона.

Нина под музыку, танцующим шагом, направляется к Антону. Рукопись Никиты, забытая, остается у проигрывателя.

ТЕЛЕСАЛОН. ВЕЧЕР.

Осторожно, на цыпочках, она входит в небольшой овальный зал, обставленный огромными мягкими креслами. Останавливается.

Работает телевизор. Отдыхающие, сидя в мягких креслах, смотрят репортаж. Нина взглядом ищет Антона. Находит. Жестом зовет его к себе. Антон умоляюще смотрит на мать и продолжает сидеть. Рядом с ним сын "иностранки", они играют в маленькие дорожные шахматы.

НИНА (шепотом). Пойдем! Письма папе писать.

АНТОН (умоляюще). Еще чуточку! Доиграем.

НИНА. Отложите до завтра.

В телесалон входит Никита. В руках у него рукопись, забытая Ниной у проигрывателя. Нина видит его, но рукописи пока не замечает.

НИНА (присаживаясь около Антона). Ну, ладно, так и быть, доигрывайте.

В кадре телевизионный репортаж, который в агрессивной манере ведет молодой развязный журналист: ветераны войны получают гуманитарную помощь из Германии. Идет рассказ об их тяжелой старости и одиночестве.

«ИНОСТРАНКА» (ни к кому не обращаясь). Не знаю, как у кого, но у меня уже аллергия на такое. Словно помои на тебя выливают! Как будто в этом виновата я!

"РЕСПЕКТАБЕЛЬНЫЙ" МУЖЧИНА (оглядываясь на женщину, с суровым лицом). А Вы думали, что гласность — это когда на Вас выльют кучу комплиментов? Это когда говорят правду, и такую, какая она есть на самом деле.

Никита, с интересом прислушиваясь к спорящим, подсаживается к Марфе Алексеевне на диван.

СТАРИК В ОРТОПЕДИЧЕСКОЙ ОБУВИ (накаляясь, но тихо). Разве это правда?! Здесь ни на йоту нет правды! Имитация правды!

«ИНОСТРАНКА» (обрадовано). Вот именно! Поэтому и раздражает.

"МАТРОНА" (насмешливо). А может, потому, что правда глаза колет? Это же хроника, документ. (Перекидывается взглядом с "респектабельным" мужчиной.) Значит, это факт, истина.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (миролюбиво). Истина — это сердце события, когда событие соотносится с вечностью. А здесь... (Кивает головой на экран.) С чем это событие соотносится?

«ИНОСТРАНКА». С конъюнктурой! Сообщить что-нибудь скандальное, бросить всем вызов...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Вот-вот! Нет, это не истина, хотя и документ.

СТАРИК В ОРТОПЕДИЧЕСКОЙ ОБУВИ. Вот именно! (Все больше волнуясь.) Легче всего — перечеркнуть чью-то жизнь, как будто ее и не было. А мы были, были! Мы не жертвы! Мы жертвовали, и многим, но мы — не жертвы! А то, что сейчас так с нами... (Старик замолкает, не находя подходящих слов.)

Некоторое время в салоне стоит тишина, Нина и Никита переглядываются. Они оба сопереживают старику. На экране появляется одна из модных рок-групп...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (мягко, успокаивая старика). Вы совершенно правы. Мы жили в нечеловеческих условиях, нам угрожала смерть, но была полнота чувств и страданий, стремление к отдаче. Было жертвенное состояние души, почти непонятное сейчас.

Нина не столько слушает Марфу Алексеевну, сколько следит за Никитой. Он самозабвенно внимает старой женщине, глядя на нее во все глаза, в упор, не отрываясь.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (продолжает). Оно компенсировало все ужасы окружающей жизни интенсивностью красок, впечатлений... А сейчас... "Окаменелые сердца"... Равнодушные, мертвые... Даже у молодых богатых и благополучных. Ну и что такого, что мы получаем гуманитарную помощь от побежденных? Главное то, что наши души остались живыми.

Старик в ортопедической обуви наклоняется к Марфе Алексеевне, берет ее руку и целует, благодаря за заступничество.

АНТОН (дергая мать за локоть). Пошли! (Он уже явно скучает.)

НИНА (с досадой). Подожди!

АНТОН. Письма же надо писать!

Нина пересиливает себя, нехотя поднимается и тихо пробирается к выходу, ведя за собой Антона. Никита, подождав, когда она доберется до него, с немым укором протягивает ей свою рукопись. Вид у Нины становится обескураженным и виноватым.

ПАРАДНЫЙ ЗАЛ.

Нина с Антоном выходят в парадный зал к танцующим девочкам.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ (доносится из телесалона). Ну, судите сами, — у молодых сейчас одна погоня за деньгами и удовольствиями, а с детьми играть перестали, над стихами не плачут, не читают вслух длинные романы...

К Нине подбегает оживленная после танцев Аня, обнимает ее, и они втроем идут к выходу...

КОМНАТА ГРАФИНИ. НОЧЬ.

Дети спят в своих кроватях, огромных, белых, "графских". Перед каждым, на тумбочке, запечатанный и надписанный детской рукой, конверт: "В.Н.СЕРЕГИНУ" — и адрес.

Нина сидит за большим овальным, почти во всю комнату, столом и читает рукопись молодого писателя. Отложена одна страница, другая, наконец, последняя... Нина закрывает рукопись и долго задумчиво сидит... Потом встает, выключает торшер и выходит на лоджию. Останавливается у открытого большого окна.

ВИД ИЗ ОКНА. ПАРК. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

Ночной парк, призрачно освещенный фонарями, виден ее взору. По одной из дорожек идут, обнявшись, двое: Никита и Жанна.

ЛОДЖИЯ. (Продолжение сцены.)

Нина провожает их долгим удивленным взглядом...

СТОЛОВАЯ. УТРО.

Все позавтракали. Официантки убирают посуду.

НИНА (Марфе Алексеевне). Книги — самое дорогое, что есть у меня, хотя я химик по образованию и к литературе не имею никакого отношения...

Завтрак перед Ниной стоит совсем нетронутый, зато дети уплетают с большим аппетитом. На коленях у Ани кукла: она "понарошку" кормит ее с ложечки. Антон читает книгу — "Записки о Шерлоке Холмсе". Нина бросает взгляд на соседний столик. За столом никого нет.

ГОЛОС НИНЫ (продолжает). Ничего подобного я давно не читала. Называется "Искушение грешного Виктора". Там герой — современный молодой человек — примеривается к тому, чтобы обворовать своего богатого родственника...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. А сам он что — бедный родственник?

НИНА. Да. (Смеется.)

Видит, что Аня испачкала куклу кашей, и протягивает ей салфетку. Та вытирает кукле рот.

Марфа Алексеевна следит за ними и тоже смеется: с какой серьезностью они ухаживают за куклой — как за ребенком.

НИНА (продолжает). Сначала он все проигрывает в своей фантазии... Как сделать, чтобы его не обнаружили, куда потом девать вещи. Он начинает ходить по комиссионным, рынкам, присматриваться, что и где он там продаст, почем...

АНТОН (допив чай). Мам, ты хотела в бадминтон с нами поиграть? (Встает и берет с соседнего стула ракетки.)

НИНА. Подождите меня в парке.

Аня сажает куклу в коляску, которая стоит рядом, "дает" кукле погремушку и идет за Антоном из столовой.

НИНА. Герой еще ничего не сделал, никакого преступления, но вдруг чувствует, что начинает бояться милиции, перестает спать по ночам, а когда просыпается, ему кажется, что произошло что-то страшное. Это совесть начинает говорить в нем...

Нина внезапно замолкает. Марфа Алексеевна прослеживает за ее взглядом и видит, как по ковровой дорожке почти пустой столовой идет Никита — к своему столу. Он останавливается в проходе, видит двух беседующих женщин за соседним столом, кивает им в знак приветствия, а потом, как бы неожиданно для себя, вдруг сильно подтягивается на двух спинках массивных стульев, выдвинутых из-за стоящих рядом столов. И долго висит так, на руках, держа ноги под прямым углом, как первоклассный гимнаст.

Женщины переглядываются.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. О! Сколько жизненной энергии!

НИНА (ухмыляясь). После ночи любви!

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (удивленно поднимая брови). С кем это? (Встает.) Вам, наверное, хочется с ним поговорить? Поэтому я покидаю вас. Только одно мое замечание: все бы было хорошо у этих молодых писателей, если бы они жили, как писали. А то они пишут про одну жизнь, где есть совесть, а живут другой жизнью, бессовестной. И вот эти ножницы — у горла бедных читателей. Того и гляди, перережут его. Приятного аппетита.

И Марфа Алексеевна пошла к выходу. Нина, изумленная ее замечанием, медленно переводит взгляд на Никиту.

Он почти управился с завтраком. Тоже глядит на Нину. Видит ее встревоженное лицо, нетронутый завтрак, рядом какой-то журнал. Быстро встает из-за стола. Садится рядом с Ниной, положив одну руку на спинку ее стула.

НИКИТА. Почему мы ничего не едим? (Перелистывает журнал.) А! Воспоминания графини! Все-таки взяли? Может, вы, подражая графине, решили поститься?

НИНА. Да нет, просто невкусно.

НИКИТА. Не капризничайте, все очень вкусно! (Быстро делает ей бутерброд с сыром. Пододвигает чай.) Кусайте!

НИНА (слабым голосом). И чай я не люблю.

НИКИТА. Кофе, да? Черный? (Смотрит на часы.) Минутку!

Он вскакивает и выбегает из столовой. Нина вяло надкусывает бутерброд. Потом вытирает со лба пот... Оглядывается и видит... "матрону" за столом, к которой подходит респектабельный мужчина, кладет перед ее прибором красную розу и без лишних слов идет к двери столовой. По пути он чуть не сталкивается с Никитой, который несет две чашки кофе.

НИКИТА (Нине). Без очереди! Сказал, женщине плохо. И одной чашкой не отделаться! Вторую я, естественно, для себя.

НИНА. Спасибо.

Он ставит чашки на стол, усаживается, и они принимаются пить кофе. За ними ревниво наблюдает "матрона". Она с брезгливым видом пытается пить чай и тут же отставляет стакан.

Никита опять косится на журнал на столе.

НИКИТА (уязвленно). Все-таки променяли меня на графиню!

Нина переводит взгляд на журнал, какое-то время соображает.

НИНА. Да я только сейчас его взяла. А всю ночь читала ваше... Только еще не дочитала. (Сама не понимает, почему лжет.) Дочитаю — и поговорим.

НИКИТА (обрадовано). Ну, спасибо и на том! (Наклоняется очень близко к ней.) А вчера Вы были правы насчет флирта. Я потом до конца осмыслил, что это во мне "говорит". Спасибо Вам за урок. (Встает.) Спасибо. (Поднимает пустые чашки.) Я отнесу, не беспокойтесь.

Он с двумя чашками в обеих руках удаляется по ковровой дорожке. Следом за ним идет "матрона". В ее руках красная роза. Нина завороженно смотрит им вслед, ее глаза полны сожаления. Машинально открывает журнал, читает первые попавшиеся строчки мемуаров графини.

ГОЛОС НИНЫ (читающий). "В наше печальное время все понятия пере путались, трудно становится разобраться, где белое, а где черное, где высокое, где низменное..."

ПАРК. ТЕННИСНЫЙ КОРТ. ДЕНЬ.

На одной из площадок играют Клим и Жанна. И Клим, и Жанна вполне довольны друг другом, они оживлены, веселы, можно сказать, в ударе.

НИКИТА (кричит им). Эй, на линкоре! Я вам нужен?.. А то пойду работать.

Клим прекращает игру и идет к другу. Жанна отходит к дальней решетке и начинает вытряхивать из теннисных туфель камешки. Вдруг она видит, как на соседнюю площадку входит Нина с детьми. В руках у детей — ракетки. Аня везет за собой коляску с куклой. Нина что-то объясняет детям, разводит их по площадке, а сама, в роли болельщика, отходит в сторону. Невольно оглядывается и только сейчас видит Никиту и Клима, ведущих разговор. Мужчины пока не видят Нину, они заняты беседой.

КЛИМ. До шефа дозвонился?

НИКИТА. Он хочет навестить меня в воскресенье. Представляешь, каков клещ? (Клим сочувственно кивает головой.) Ну, как Жанна? Не сердится на меня? (Смотрит в ее сторону.)

Жанна продолжает наблюдать за Ниной и ее детьми.

ГОЛОС КЛИМА. Не знаю, может, виду не показывает?.. Вообще, неудобно получается, что я с ней... И ты, наверное, ревнуешь?

Никита вдруг замечает Нину.

НИКИТА (Климу). Да ты что?! Ты мне помогаешь! Мне работать надо! Работать. (Кричит с расчетом, что его услышит Нина.) Жанна, встретимся вечером в номере! Пока! (Поворачивается и быстро уходит.)

Она, стоя на одной ноге, прощально машет ему туфлей...

Нина поспешно поворачивается к нему спиной — ей вдруг не хочется, чтобы он ее видел. Дети яростно бьют ракеткой по волану, гоняются по полю.

НИНА (детям) Молодцы!

Оглядывается в сторону Жанны — их глаза встречаются.

НИНА (опять поворачивается к детям). Продолжайте в том же духе, а я прогуляюсь. (Идет к выходу с корта.)

БИБЛИОТЕКА ПАНСИОНАТА. ДЕНЬ.

Никита входит в читальный зал, усаживается на свое место у окна, раскладывает бумаги. В зале тихо и пусто, только рядом старик в ортопедической обуви что-то быстро пишет на своих карточках. Никита делает волевое усилие, словно стирает что-то из своей памяти, и приступает к работе.

ПАРК. ДЕНЬ.

Нина медленно и бесцельно бредет по аллее, в руках у нее свернутый в трубку журнал. Она в белых джинсах и белой батистовой рубашке, выпущенной наверх. Русые волнистые волосы у нее распущены и такие длинные, что закрывают лопатки. Стройная, невысокая, с походкой, как у балерины, она сейчас напоминает послушную аккуратную девочку. Ей навстречу идет Марфа Алексеевна, опираясь на зонтик.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Нина!.. Идете и никого не видите, а я уже давно любуюсь вами!

НИНА (смущаясь). Не обольщайтесь относительно меня! (Поворачивается и идет в ту сторону, куда шла Марфа Алексеевна.)

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (невозмутимо). А это — ваше достоинство, что вы не знаете себе цены.

НИНА (пылко) Да знаю!

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Вы оцениваете себя, точно вы какой-нибудь там полудрагоценный камень. А на самом деле — Вы алмаз, бриллиант... Но не будем об этом... Вы мне не дорассказали повесть этого молодого писателя...

АЛЛЕЯ И СКАМЕЙКА У КОРТА. (Продолжение сцены.)

Они проходят мимо теннисного корта. Нина оглядывается на детей.

НИНА. Не хотите присесть? (Садятся на скамейку напротив корта.) На чем я остановилась?.. А! (Вспоминает.) Ну, герой там начинает понимать, что все его мысли, грезы, проигрывания — это работа дьявола. Это дьявол дразнит его, соблазняет, мол, твой родственник сам вор, все нажил нечестным путем, вот и отомсти ему! И герой бросает ему вызов, вступает с ним в поединок...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (иронично). И побеждает! Ни преступления, ни наказания...

НИНА (защищая). Меня поразила сама постановка проблемы!

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (задумчиво). Конечно, вся наша жизнь — это цепь искушений... соблазнов, за которыми стоит сам дьявол, князь мира сего... Другими словами, вся наша жизнь — духовная брань!

НИНА (удивленно). Да?.. Вот и графиня Строганова так пишет... Хотите, прочитаю? (Открывает журнал.) "Князь мира сего за временное пользование его благами так просто не отпускает. Он не только доброго поступка — и молитвы-то горячей не прощает. Либо ему служи — либо расплачивайся. Я сознательно предпочла расплачиваться..."

ТЕННИСНЫЙ КОРТ. (Продолжение сцены.)

Дети Нины играют в бадминтон.

Жанна наконец-то зашнуровала туфли и теперь пристально разглядывает свои ноги. Клим стоит рядом с ней, облокотясь на ограду.

КЛИМ. Ну чего ты, обиделась? Даже не подошла...

ЖАННА (по-прежнему глядя на свои ноги). Тебе не кажется, что у меня кривые ноги? Я тут кокетничаю в мини-юбке, а ноги-то кривые!

Клим с многозначительным видом отходит в сторону, разглядывая ее. Еще больше дурачась, приседает и пытается поднять одну ее ногу за носок. Он поднимает ее довольно высоко — Жанна физически хорошо развита...

АЛЛЕЯ И СКАМЕЙКА У КОРТА. (Продолжение сцены.)

Издали для Нины и Марфы Алексеевны их движения напоминают тренаж балерины и балетмейстера. Женщины уже давно, молча, задумавшись каждая о своем, смотрят в сторону корта...

ТЕННИСНЫЙ КОРТ. (Продолжение сцены.)

Наконец Клим неожиданным движением выпускает ногу Жанны, она, теряя равновесие, чуть не падает.

ЖАННА (сквозь смех). Ну что — кривые?

КЛИМ (радостно). Кривые!

ЖАННА. Ужас!!!

КЛИМ. Почему? Сейчас же такие самые модные!

ЖАННА. Иди ты!

КЛИМ. У всех современных суперзвезд — кривые! Джессика Ланж, Изабель Юппер, Шигулла. Раньше в моде были женщины вот с такими формами (показывает руками), а теперь — худые, как вешалки. И на ноги мода тоже меняется...

Жанна смеется.

КЛИМ (сокрушенно качая головой). К сожалению, они у тебя недостаточно кривые, почти даже стройные, а вот если бы колесом...

Жанна смеется громче...

АЛЛЕЯ И СКАМЕЙКА У КОРТА. (Продолжение сцены.)

НИНА (с трудом отводя глаза от Жанны и Клима). Но ведь не всегда очевидно, что перед тобой: искушение или,.. например, высота, которую надо взять?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Конечно! Поэтому раньше люди молились, просили Бога, чтобы он помог распознать искушение, существовали заповеди, предостерегающие на этот случай: не убий, не уворуй, не прелюбодействуй...

НИНА (перебивает). А вдруг они ошибочные? Сколько нам пудрили мозги всякими лозунгами, цитатами! (Смотрит в сторону корта на детей.)

Там Аня вдруг сует ракетку Антону и бежит к коляске с куклой. Начинает ее усиленно качать, словно там ребенок, и он плачет. Антон какое-то время ждет ее, потом не выдерживает и тоже идет к коляске.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. Ну что вы, они абсолютно безвредные. И мне еще кажется, что они охраняют какую-то великую тайну жизни, постичь которую мы пока не в состоянии. Доверьтесь им. Не страшны будут любые искушения.

ТЕННИСНЫЙ КОРТ. (Продолжение сцены.)

Ее дети стоят над коляской и издали похожи на молодых маму и папу, колдующих над своим первенцем. Точнее, на современное "святое семейство". Аня поднимает ладошки, словно ловя дождинки, и что-то доказывает Антону, а потом поднимает вверх коляску...

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. И даже больше — вы получите совсем неожиданное и непредсказуемое, какую-нибудь "нечаянную радость", и это будет как раз то, чего хочет ваша душа, даже если вы об этом и не подозреваете.

Захлюпали крупные капли дождя.

АЛЛЕЯ. СКАМЕЙКА У КОРТА. (Продолжение сцены.)

НИНА (грустно). Что-то не верится. (Тоже пытается поймать ладонью дождинку.)

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (раскрывая зонтик). Пойдемте, а то промокнем...

ТЕННИСНЫЙ КОРТ.

Дождь. Пустой корт. Вдали виднеются фигурки бегущих под дождем Нины и ее детей.

БИБЛИОТЕКА. ДЕНЬ.

Никита отрывается от работы и смотрит в окно. По дорожкам мчатся оборванные листья.

ВИД ИЗ ОКНА БИБЛИОТЕКИ. (Продолжение сцены.)

Мимо окон пробегают отдыхающие, Нина с детьми, потом Клим и Жанна. Клим прикрывает Жанну своей нейлоновой курткой и, как бы невольно, прижимает ее к себе. Она хохочет.

БИБЛИОТЕКА. (Продолжение сцены.)

Ярко вспыхивает нарядная люстра на лепном потолке. Это включила свет библиотекарша (экскурсовод).

Откуда-то сверху доносятся звуки музыки...

Никита встает, потягивается и идет к выходу, на ходу бросая библиотекарше: "Я скоро вернусь".

ВИНТОВАЯ ЛЕСТНИЦА.

Никита, прислушиваясь к звукам музыки, медленно поднимается по винтовой лестнице, перила которой обвиты ветками традесканций. Подходит к дверям холла...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ.

Марфа Алексеевна играет на пианино концерт Абеля, рядом с ней сидит раскрасневшаяся от волнения Аня и подыгрывает ей.

В уютных креслах и диванах сидят окружающие, среди них — Нина.

За столиком посередине Антон играет в шахматы с сыном "иностранки".

Нина переводит счастливый взгляд с сына, задумавшегося над шахматной доской, на дочь, увлеченную музицированием.

Вдруг она видит, как в холл осторожно входит Никита, оглядывается... Нина невольно отсаживается к краю дивана, приглашая его сесть рядом.

Он неуклюже опускается на диван, слишком тесно к ней, хотя рядом никто не сидит.

Какое-то время они слушают музыку.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Мы устали! (Встает из-за пианино.)

Все в холле, кроме мальчишек, увлеченных шахматами, бурно аплодируют ей и Ане, которая тоже стоит и, смущенно улыбаясь, раскланивается. А потом бросается на руки к матери.

Марфа Алексеевна подходит к Нине, садится в кресло напротив.

НИНА. Спасибо Вам за Аню! Она так счастлива!

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Это я ее должна благодарить — удовольствие музицировать с такой очаровательной девочкой!

Аня от смущения зарывается в груди матери.

НИНА. Познакомьтесь. Это Никита Шувалов. Я Вам рассказывала.

Никита вскакивает и целует руку старой женщине.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Марфа Алексеевна... Очень приятно. Так значит, это вы — молодой, начинающий...

НИНА (Никите). У Марфы Алексеевны необыкновенная жизнь. (Обращаясь к Марфе Алексеевне.) Расскажите Никите, как писателю, пожалуйста...

НИКИТА (улыбаясь). Мне очень интересно!

Аня, чувствуя, что будет скучный разговор, берет куклу, которая лежит на диване, и уходит в комнату, оставив двустворчатые двери раскрытыми.

НИНА (обращаясь к нему, почти радостно). Марфа Алексеевна была в ссылке. Она все это знает!

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (смеясь). Не делайте из меня героиню, я тогда приняла все, как должное...

НИНА (порывисто). Конечно — вы были ребенком... (Никите с горящими глазами, опережая Марфу Алексеевну.) Марфе Алексеевне было всего двадцать лет, и ее и двух ее подруг сослали на Колыму за то, что они были "церковниками".

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (поясняя). Верующими. Хотя, на самом деле, ничего я в вере не смыслила, просто нравилось ходить в церковь...

КОМНАТА ГРАФИНИ. (Продолжение сцены.)

Аня в комнате при свете торшера, сидя на своей кровати, укладывает спать куклу: переодевает, "кормит", прикладывая к ротику настоящую бутылочку с соской, и невольно прислушивается к голосам из холла...

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. ...И на ссылку мы посмотрели, как на путешествие, вынужденное, насильное, но путешествие. Набрали нарядов по два чемодана...

ГОЛОС НИКИТЫ. Сколько вас было?

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. Три девушки. "Монашками" нас прозвали. Только потом мы поняли, что нас послали на верную смерть. До нас в этой деревушке, где нас поселили, от голода умерли несколько ссыльных семей, и нам это же грозило. До зимы мы еще жили на проданное, а зимой...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ. (Продолжение сцены.)

НИКИТА. Очень интересно! Я уже заглавие сочинил: "Монашки". Повесть.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (смеясь). К сожалению, самое интересное не поддается никакому пересказу. Кто не прожил подобное, тот не поймет.

НИНА (касаясь своей рукой руки Никиты). Он все поймет! (Нетерпеливо.) Ну, давайте, дальше я... (Обращаясь к Никите.) Они все трое жили у одной старушки...

КОМНАТА ГРАФИНИ. (Продолжение сцены.)

Аня в комнате, сидя по-прежнему на своей постели, укачивает куклу. И продолжает напряженно прислушиваться к голосам:

ГОЛОС НИНЫ (продолжает). ...Ели картошку, а потом одни грибы, которые насушили летом. Грибы в виде каши, грибы в виде супа...

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ (с юмором). Видеть теперь этот деликатес не могу.

ГОЛОС НИНЫ. А потом начались морозы. Старушка уехала, а они остались совсем одни, без еды, без дров, раз в неделю их навещал участковый милиционер по фамилии Михеев и ставил галочки против их фамилий, мол, живы и на месте...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ. (Продолжение сцены.)

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (с грустной улыбкой). А потом мы стали умирать. Лежим на холодной печке, бездыханные, в темноте, слышно, как ветер воет, и умираем. Я спрашиваю Лилю, нашу старшую: Лиль, тебе не страшно? Ведь умираем. А она мне: Нет, не страшно. Давай помолимся, чтобы Господь принял наши души...

Никита и Нина, расширив глаза, удивленно слушают Марфу Алексеевну. Слушают ее и мальчики, играющие в шахматы, "Иностранка", сидящая в кресле поодаль с английской книгой в руке...

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ (продолжает). ... И мы стали молиться. Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери... Очнулась я от того, что что-то страшное, огромное нависло надо мной...

Никита время от времени косится на Нину, наблюдает, как она слушает, волнуясь и сопереживая.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (продолжает). Я хочу закричать "мама", губы не шевелятся... Потом перед глазами блеснуло что-то нестерпимо яркое, и в свете лучины я увидела жуткое, заросшее, огромное лицо Михеева (она улыбается), так мне тогда показалось. От страха я опять впала в забытье...

КОМНАТА ГРАФИНИ. (Продолжение сцены.)

Аня, прислушиваясь, перестает укачивать куклу и даже замирает от напряжения.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ. Когда очнулась, оказалось, что это Михеев со своей женой пришли тайно, ночью, натопили печь, вымыли нас, напоили горячим, еду принесли, и так целый месяц, каждый день, вернее, ночь, чтоб никто не видел...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ. (Продолжение сцены.)

АНЯ (появляется на пороге комнаты, идет к Нине. У нее взволнованное лицо.) Он хорошим оказался, этот Михеев?

Нина, почувствовав ее состояние, обнимает дочь и усаживает себе на колени.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Да, хорошим. И очень красивым, как мы потом разглядели, не намного старше нас... (Она какое-то время молчит, погруженная в свое.) Короче, выходил он нас, и на работу устроил, в местную больницу... А потом, помню, мы, уже здоровые, бежали по снежному полю, солнце сверкает, небо синее, и вдруг, не сговариваясь, мы, трое девчонок, остановились и громко-громко, как только могли, закричали хором, на все снежные просторы: Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи! Слава Тебе, Господи!

НИКИТА (не сводя глаз с Марфы Алексеевны). И это было самым главным, да? Вы почувствовали, что Он существует?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (после паузы). Да...

Аня, успокоившись, слезает с рук матери и подходит к мальчикам, играющим в шахматы.

НИКИТА (печально). Это все очень интересно, но, увы, такие темы приводят редакторов в смертельное уныние...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (лукаво). Да чихайте вы на редакторов!

НИКИТА (задетый). Я, к сожалению, не граф Лев Толстой, я своей литературой должен зарабатывать себе на хлеб!

НИНА (с глубоким состраданием в голосе). Вас обязательно напечатают! Обязательно! У меня интуиция... Я чувствую!

Никита смотрит на нее, как на спасительницу.

Марфа Алексеевна ловит этот его взгляд.

Никита переводит глаза на Марфу Алексеевну.

НИКИТА. Ну, буду надеяться... (Встает.) К сожалению, мой "перекур" кончился. Надо работать... Хотя от вас просто невозможно оторваться. (Уходит.)

Женщины смотрят ему вслед.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (неожиданно). Нина, а кто ваш муж?

НИНА (удивленно). Никто!.. Инженер...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. А как же Вы получили путевку сюда? Простите за нескромный вопрос!.. Просто мне сдается, что этот мальчик крутится вокруг вас не бескорыстно.

Нина смотрит на старую женщину удивленным взглядом.

НИНА. А вы?.. Не могли бы ему помочь?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. И вас не унижает такое отношение к себе? Как к средству?

НИНА (подумав). Не-а! (У нее беспечный вид.)

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (шутливо). Ну, это уже высший пилотаж чувств!

Обе женщины смотрят друг на друга. Нина улыбается. Ее отвлекает шум в центре холла, голос Антона.

Дети за низким круглым столом посреди холла сгрудились теперь вокруг колоды карт.

АНТОН (важно). Какой хотите, чтобы я пасьянс разложил? "Кошкин хвост"? Или могу "Гробницу Наполеона".

АНЯ. Нет, нет, другой, там, где про каприз, "Женский каприз"!

СЫН "ИНОСТРАНКИ". Нет, давай про гроб!

АНТОН. "Гробницу Наполеона".

Начинает раскладывать карты.

КОМНАТА ГРАФИНИ. НОЧЬ.

Горит торшер у постели Нины. Рядом, на тумбочке, запечатанный и подписанный конверт:"В. Н. Серегину от Н. Г. Серегиной". Нина переворачивается с живота на спину. Глаза у нее открыты.

ГОЛОС НИНЫ (за кадром). Он, видите ли, во мне видит средство, пишет о высоком, а сам... Карьерист несчастный! А, с другой стороны, что ему делать? Обращается ко мне как к старшей, просит помощи, это так естественно. (Встает с постели.) Старшая...

Становится видно, что дети спят в своих постелях: Аня с куклой, Антон — с книгой.

Свет фонарей из парка делает комнату странной и таинственной. В черном окне лоджии появляется отражение эфемерной фигуры женщины в белом пеньюаре.

ГОЛОС НИНЫ (за кадром, на фоне этой медленно движущейся фигуры). До судорог боюсь старости! Почему? Потому что еще хочу любви! Хочу любви этого мальчишки. Кошмар! Нет, надо что-то придумать... Смешное про него...

Нина, одетая в белую длинную ночную рубашку, подходит к столу и садится за него. Вытягивает руки на его полированной поверхности.

ГОЛОС НИНЫ (за кадром). Может, в какую-то ночь вот так же томилась здесь графиня...

Вдруг лицо ее оживляется, словно она видит кого-то.

Из полумрака зеркальной дверцы массивного шкафа на нее в упор смотрит женщина в белом пеньюаре.

ГОЛОС НИНЫ (за кадром). О! Это вы, графиня! (Насмешливо.) Вам было хорошо, у вас был Бог... В детстве я тоже верила, безотчетно. И потом... Помню, когда мне было тринадцать, я проснулась, откинула одеяло и увидела, что вся моя рубашечка в крови. Я закричала, прибежала мама, стыдливо закрыла меня одеялом и воскликнула: "Так рано?!. Я не успела тебя предупредить!" И все рассказала мне. Тогда я и поняла, что Бога нет. Бог не мог додуматься до такого кошмара!

"ГРАФИНЯ" (опять появляясь в отражении черного окна лоджии). Ах, какая ты впечатлительная. Но сейчас-то ты понимаешь, что Бог — это не дедушка на облаках, это закон. Закон жизни, воплощенный в заповедях. Да, да... Ведь если жить по заповедям, твоя совесть будет чиста, и на душе будет легко. В этом и заключается счастье!

НИНА (продолжая быстро ходить по комнате). А разве я виновата, что думаю о нем?

Нина выходит на лоджию, подходит к окну и открывает его.

ПАРК. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

Аллея. По ней бредет старик в ортопедической обуви. Он беззвучно разгваривает сам с собой.

На скамейке одиноко сидит "иностранка" и курит.

ГОЛОС НИНЫ. И эта его дурацкая привычка говорить, держа свое лицо близко к моему. Губы его порхают, как крылья бабочки, и кажется, что вот-вот они прикоснутся к твоей щеке...

ЛОДЖИЯ. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

НИНА (стоя у окна). Боже, как я говорю: "Губы, как бабочки..." Слышал бы он, умер бы со смеху! Не думать о нем, не думать! Он дьявол — и все! (Поворачивается к окну спиной.)

В черном стекле лоджии появляется фигура в белом пеньюаре.

"ГРАФИНЯ" (шепотом, словно подсказывая ей). Это искушение...

НИНА (напряженно). Искушение, искушение... При чем тут искушение? Ведь есть еще любовь...

НОМЕР НИКИТЫ. НОЧЬ.

Никита и Жанна в постели. Она вяжет. Он бесцельно вертит в руках только что связанную шапку, похожую на колпак. Шапка, видимо, наводит его на грустные мысли.

НИКИТА. Ты не представляешь, какое у меня чувство одиночества. Такое ощущение, что все мои замыслы тут же кто-то взрывает. Я никому не нужен...

ЖАННА (сонно) Мне нужен.

НИКИТА. Зачем?.. Провела целый день с Климом и довольна.

Жанна с выражением смотрит на него, он молчит.

Она выхватывает из его рук колпак и надевает на него.

ЖАННА. Господи, ну почему я связалась с таким дураком?!

НИКИТА. Да, интересно! Почему? (Снимает колпак.)

ЖАННА. Потому что ненормальная... (Долго молчит.) Когда я вижу женщину, затюканную, которая, как наседка с цыплятами, все время героически со своими детьми, я говорю себе: это не мое, это чужое! Когда я вижу какую-нибудь усталую зубную врачиху, которая целыми днями, пойми, целыми днями, копается в старых, больных ртах, я говорю себе: откуда она такая взялась?! Я бы — ни за что!

НИКИТА (заинтересованно). Говори, говори, очень интригующее начало! Я этот твой монолог куда-нибудь пристрою.

ЖАННА (язвительно). В новый роман Никифорова?

НИКИТА (невозмутимо). Для моего романа он пока недостаточно гениален!

ЖАННА (смеясь). Ну и монстр ты!

Опять долго смотрит на него, потом снова принимается за вязание.

НИКИТА. Ну, продолжай!

ЖАННА. Или я почему-то завидую не поэтической чеховской даме с собачкой, а современной матерой женщине с огромной овчаркой... Или — вижу себя хозяйкой авангардного литературного салона... Или — женой гения...

НИКИТА. Надеюсь, ты меня к ним не причисляешь?

ЖАННА (не обращая на его реплику внимания). Но только не матерью троих детей! Не учительницей литературы с кипой тетрадей! Не женой какого-нибудь тусклого инженера! Почему? Я ненормальная, да?

НИКИТА (подумав). Просто все, что ты хочешь, — престижно. А то, от чего бежишь, — бескорыстно. Мы же все, как коррупцией, повязаны корыстью.

ЖАННА. И ты?

НИКИТА. И я. Обладать такой женщиной, как ты, — разве это не корысть?! Да и ты тоже...

ЖАННА (гневно). Я люблю тебя!

НИКИТА. То-то ты с Климом так кокетничаешь...

ЖАННА. А что мне делать? Показывать ему, что мне с ним скучно? Это же бесчеловечно... А еще писатель! Жалкий эгоист...

Никита вскакивает с постели и подходит к окну.

НИКИТА (равнодушно). Называйте меня как угодно, мне все равно. И уходите все от меня. Я не упрекну вас ни в чем, оставьте мне только ручку и бумагу. Только там моя жизнь.

Никита замолкает. Он видит...

ВИД ИЗ ОКНА. ПАРК. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

По широкой аллее, освещенной фонарями, идет женщина. У нее невысокая стройная фигура в облегающем платье и белый пуховой платок на плечах. Это Нина.

НОМЕР НИКИТЫ. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

ЖАННА (подходя к нему сзади и обнимая за шею). Ну что ты? Что ты? Обиделся? (Целует его в плечо.)

Он, ни слова ни говоря, обнимает ее и привлекает к себе, ставя спиной к окну.

ЖАННА. Ой, больно, здесь батарея, острая!

НИКИТА (целуя ее). Ты же любишь, когда тебе немного больно.

ЖАННА. Так немного. Как горчицу к мясу, в качестве приправы...

Он опять целует ее, продолжая глядеть в окно. Видит Нину.

ПАРК. АЛЛЕЯ. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

Нина доходит до тупика аллеи и медленно возвращается назад, мимо "иностранки", мимо старика...

ГОЛОС НИНЫ Надо придумать что-то смешное про него... (Вдруг начинает тихо смеяться. Оглядывается, не видит ли кто.) Вспомнила! Мне было тринадцать лет, когда я сидела на скамейке и ждала Тольку Серова. Первое мое свидание. На мне было чудесное светлое платьице. Я сидела и ждала, вдруг подходит женщина с малышом на руках и просит подержать его, пока она перестелет в коляске... Надо представить, что это был Никита, ведь когда мне было тринадцать, он был вот такой крохой. Я беру его на руки и вдруг... (Опять смеется.)

НОМЕР НИКИТЫ. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

Жанна и Никита по-прежнему стоят у окна. Жанна, обняв его за шею, покрывает градом поцелуев его лицо, грудь, плечи.

Он, еще продолжая тяжело дышать, подхватывает ее на руки и несет в постель. Опускает на одеяло и сам плашмя падает рядом.

ЖАННА (Никите). Слушай, что с тобой?! Было просто ненормально хорошо!

НИКИТА (не глядя на нее). Изучил тебя как писатель. Тебе надо есть горчицу ложками. (Целует.)

ПАРК. АЛЛЕЯ. НОЧЬ. (Продолжение сцены.)

Нина медленно бредет по аллее, на ее глазах слезы.

Ей навстречу идут, обнявшись, "матрона" и "респектабельный" мужчина.

НИНА (шепотом, себе). Забудь, забудь... Я для него всего лишь средство. Мне надо всячески избегать его, не попадаться на глаза. У него ведь есть девушка...

ТРАМВАЙНАЯ ОСТАНОВКА. УТРО.

Клим и Жанна выходят из ворот пансионата и идут в направлении к трамвайной остановке. Вид у Клима озабоченный и виноватый, он несет в руках пестрые целлофановые пакеты. Лицо у Жанны обиженное. (На этих кадрах продолжается монолог Нины.)

ГОЛОС НИНЫ...Красивая и молодая. Откуда она? В столовой не показывается... (Ностальгически.) Лет пятнадцать назад я была чем-то похожа на нее...

Клим и Жанна останавливаются у трамвайной остановки. Жанна смотрит, не едет ли трамвай.

ЖАННА (с обидой). Даже не проводил... Как я выдерживаю такие унижения с его стороны? Подумаешь, приезжает его Никифоров. Ну чем я им помешаю?

КЛИМ (пытаясь ее успокоить). Он художник, его надо прощать.

ЖАННА (насмешливо). А ты?.. Художник?

КЛИМ. Как сказать... Просто я глубоко убежден, что надо написать всего одну книгу, но настоящую, на все времена. И в эту книгу должна вместиться вся жизнь. (Смотрит на Жанну грустным, тоскливым взглядом.)

ЖАННА (уходя от его взгляда). А вот он говорит, что вся его жизнь — это перо и бумага! И все!

Она вдруг видит...

У ВХОДА В ПАНСИОНАТ. (Продолжение сцены.)

...Нину с детьми, которые выходят за ворота пансионата и идут к почтовому ящику У каждого из них в руках — по письму. Они бросают их в ящик — каждый свое.

Нина тоже замечает Жанну и удивленно оглядывается на нее, ей непонятно, почему она то с Климом, то с Никитой.

ГОЛОС КЛИМА. Он заблуждается. Даже если он сейчас напишет двадцать томов, кому они нужны? Сейчас вообще никто толстых книг не читает...

ТРАМВАЙНАЯ ОСТАНОВКА. (Продолжение сцены.)

ЖАННА (перебивая Клима). Смотри! (Кивает в сторону Нины.) Мне нравится эта женщина...

КЛИМ (недоуменно). Обыкновенная женщина, немного жалкая. (Тоже смотрит в сторону Нины.)

Аня, отвлекая мать, тянет ее за руку. И они направляются назад, к воротам. Втроем, обнявшись, идут по главной аллее...

ЖАННА. Ты присмотрись, как она себя ведет: простая, неторопливая, тихая... Такие женщины очень нравятся Никите, они напоминают ему его мать...

КЛИМ. Но если только — как мать!!!

ЖАННА. Он очень ее любил... А знаешь, чем мы хуже этой женщины? У нас все напоказ. Кривляемся, позируем, кокетничаем... (брезгливо морщится). Мы куклы, мы ненастоящие... И я все это знаю — и не могу с этим расстаться!

КЛИМ (с любовью глядя на нее). Ты — настоящая... Ты вся — "как горла перехват..."

ЖАННА (с тоской). Почему в душе такая боль, когда я смотрю на нее? Может, потому, что в ней я вижу себя будущую, "жалкую", как ты сказал?

КЛИМ. Как мне хочется написать книгу, похожую на тебя...

Подходит трамвай.

ЖАННА (поспешно и резко). Клим, умоляю, не влюбляйся в меня. Не надо. Обещай! (Вскакивает на подножку трамвая.)

КЛИМ (прощально машет ей рукой). Постараюсь! Приезжай еще!

БИБЛИОТЕКА ПАНСИОНАТА. УТРО.

Никита сидит на своем месте, у окна, и работает.

На своем месте и старик в ортопедической обуви — тоже работает.

К Никите на цыпочках подходит Клим, присаживается осторожно рядом.

НИКИТА (не поднимая головы). Ну, проводил?

КЛИМ. Она очень обижена на тебя.

НИКИТА (сухо). Это ее проблемы.

КЛИМ. Смотри, будешь жалеть потом.

НИКИТА. Я ни о чем никогда не жалею.

Клим выразительно молчит.

НИКИТА (в запале). Я не хочу быть сутенером, понимаешь? Не хочу! Знаешь, как она деньги зарабатывает? Вяжет жуткие, омерзительные шапки из синтетики и сдает в какой-то кооператив, у нее все пальцы исколоты от этих спиц. Хотя у нее диплом журналиста!

КЛИМ. Но ведь она это делает для тебя от чистого сердца.

НИКИТА (поймав его на слове). А ты уверен, что от чистого? Кто и что сейчас делает "от чистого"? (Смотрит в окно.) Захомутать меня хочет, ясно? В упряжку, как лошадь! Как свою собственность!..

КЛИМ. У тебя, друг мой, болезненное воображение, я понимаю, это — печальное следствие твоего огромного таланта, но тем не менее ты должен щадить окружающих. (Встает, идет к двери, останавливается.) Да, чуть не забыл. Я навел справки о графине — она никто. Я знаю всех шишек из литературного мира. Ее фамилия ни о чем не говорит: Серегина.

НИКИТА (после небольшой паузы, философски). Нина Григорьевна Серегина... Никто!.. А, плевать! Завтра приезжает шеф, может, он что-то уже сделал для меня...

ПАРК. СПОРТИВНАЯ ПЛОЩАДКА. ДЕНЬ.

Нина сидит на скамейке.

Перед ней, на лужайке, дети играют в волейбол.

Вдруг появляется Никита, он упругим прыжком ловит мяч: дети, обрадованные, начинают играть с ним значительно веселее.

Нина смотрит на него: ее лицо светлеет...

НИКИТА (усаживаясь на скамейку рядом с Ниной). Спорт необходим во время умственной работы!

НИНА (иронично). Безусловно! (Внимательно глядя на него.) Вы чем-то озабочены. Что-нибудь случилось?

НИКИТА. С чего вы взяли?

НИНА. Какой-то посторонний фон...

НИКИТА. Это опять что-то во мне не то "говорит"? А в вас все то, что надо, говорит? Ничего постороннего? (Пристально смотрит на нее.)

НИНА (в замешательстве). Во мне?.. Может быть... Знаете, вы мне напоминаете моего первого мужа.

НИКИТА. Ого, какие подробности! У вас был первый муж, потом второй и потом третий. На каком вы сейчас остановились?

НИНА. Пока на втором.

НИКИТА. Пока?

НИНА (сухо). Мне не нравится наш разговор.

НИКИТА. А мне нравится.

НИНА. Как писателю?

НИКИТА. Хотя бы! Расскажите мне, как писателю, о своем первой муже и чем он похож на меня? Наверное, плохим?

НИНА. Не понимаю, почему вы вдруг так агрессивно?

НИКИТА. Чем он похож на меня? Мне интересно! Каким-нибудь посторонним фоном?

НИНА. Нет, я его любила...

НИКИТА. Ага, вы меня любите, но...

НИНА (хочет встать). Я не понимаю, что с вами.

НИКИТА (берет ее за руку). Сядьте, я играл с вашими детьми и перевозбудился... Итак, вы любили своего первого мужа, но почему-то ушли от него.

НИНА. Да, ушла... (После паузы.) Сначала он обожал меня... А потом я вдруг увидела, что я ему просто очень удобна для жизни: хорошая прачка, повариха, служанка...

НИКИТА. Любовница...

НИНА. Ну да... А в жизни у него была только одна цель... (Долго молчит.) Он, как и Вы, хотел пробиться, неважно, на каком поприще...

НИКИТА. Так что же в этом плохого?

НИНА. Плохого-то ничего. Но я тоже хотела что-то сделать в жизни, например, родить ребенка...

НИКИТА (живо). А он не хотел! Это бы осложнило его путь в люди. Да?

НИНА (внимательно смотрит на него). Хотите знать некоторые интимные подробности? Как писатель?

НИКИТА. Я буду вам очень благодарен! Даже посвящу какой-нибудь роман.

НИНА. Не надо! Я даром! Так вот, он сам, очень строго, следил за моим графиком... Ну, понимаете, о чем я говорю, чтобы я не забеременела. Но я все-таки умудрилась попасть. И когда он узнал, он избил меня. А когда я родила, он за полгода ни разу не подошел к ребенку. Вот тогда я и поняла, что я для него была только средством... И ушла.

Лицо Никиты сделалось серьезным.

Помолчали.

НИНА. Он меня уничтожил, я до сих пор не могу восстановиться.

Она встает и озабоченно оглядывается в поисках детей.

НИКИТА (тоже встает). Так в чем же мораль? Что для меня тоже все люди — средство, а не цель, как надо, да?

НИНА. Ну, какое-то такое чувство.

НИКИТА. Но тем не менее за что-то вы его любили и любите сейчас, я же вижу. (Она пытается уйти от его взгляда.)

НИНА. Я устала. Оставьте меня!

НИКИТА. В вас тоже что-то говорит, прислушайтесь к себе.

Нина какое-то время испуганно смотрит на него.

НИНА (неожиданно). А, поняла, что с вами! Вас покинула ваша девушка, Жанна, кажется, ее зовут, да? И вы на мне компенсируете свои душевные убытки?!

Она отстраняет его в сторону и быстро уходит по направлению к детям.

ПАРК У ФОНТАНА. ДЕНЬ.

Антон и Аня с другими детьми сидят на корточках возле маленького щенка и играют с ним. Нина тоже опускается на корточки рядом с ним.

АНТОН. Мама, хорошенький, правда? Такой игривый.

НИНА. Как его зовут?

ХОЗЯЙКА ЩЕНКА. Мы еще не придумали. Джонник, Бим — это уже надоело.

Некоторое время Нина играет с щенком, треплет его за шейку, переворачивает на спинку, щенок сердится и смешно, тонко тявкает.

НИНА (поднимаясь). Назовите его Никитой. Сокращенно — Ника, Победитель.

ХОЗЯЙКА ЩЕНКА (оживляясь) Ника! Никочка! Никитка!..

Дети, кроме Антона и Ани, бегут по аллеям дальше — щенок за ними. Они пробегают мимо...

ПАРК. ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ. ДЕНЬ.

От ворот пансионата по главной аллее едет потрепанная черная "Волга". Подъезжает к фонтану. Из нее выходит высокий мужчина лет пятидесяти в джинсовом костюме. Это Никифоров.

К Никифорову поспешно подходит Никита. Они пожимают друг другу руки, о чем-то коротко договариваются. Никита указывает в сторону корпуса, где у него номер. Никифоров согласно кивает головой.

Тут же к нему подходят еще двое солидных пожилых мужчин, прогуливавшихся по аллее. Они шумно приветствуют друг друга, обнимаются, целуются и начинают оживленно говорить.

Никита незаметно, оглядываясь на них, отходит в сторону. Никифоров остается с "респектабельным" мужчиной, и они вместе входят в парадные двери усадьбы.

НОМЕР ПАНСИОНАТА. УТРО.

Никифоров проходит в комнату "респектабельного" мужчины первым и опускается в глубокое кресло. Шумно выпивает стакан воды из графина.

МУЖЧИНА. Не успел я прочитать твоего Шувалова. Прости. (Он кивает на письменный стол, заваленный рукописями.) Видишь, сколько накопилось! И это называется — я в отпуске!

НИКИФОРОВ (огорченно). Я понимаю... Просто жаль этого парня. Он так ждет отзыва. Результата.

МУЖЧИНА. Подумаешь, какое нетерпение. Здесь у меня такой старик лежит, семьдесят лет, — ни строчки не напечатал. А талант, равный Солженицыну... Вот кого надо пробить! Хоть перед его смертью... А молодые — пусть печатаются за свои деньги!

НИКИФОРОВ (устало). Откуда у них деньги? (Встает и подходит к окну.)

ВИД ИЗ ОКНА. ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ. (Продолжение сцены.)

По ней идет Марфа Алексеевна, опираясь на зонтик. Ее сопровождает Нина с детьми.

ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Пусть пьют меньше, гуляют меньше. Да у них у всех машины есть — поэтому и денег нет. Сейчас чем богаче, тем нищее, а добрые — только бедные!

ГОЛОС НИКИФОРОВА. Однако сколько здесь "божьих одуванчиков" развелось. Всю усадьбу засорили... Ну, я пойду. У меня здесь еще масса дел. А Шувалова все-таки прочитай...

ПАРК. БЕСЕДКА. ДЕНЬ.

Никита сидит, поджав под себя ноги, на перилах и нервно курит.

За ним сзади появляется вспотевший и возбужденный Клим с теннисной ракеткой в руках. Одним движением он перемахивает через перила. Никита молниеносно бросает сигарету себе под ботинок и тушит ее.

КЛИМ. А я думал, ты с шефом работаешь!..

НИКИТА. Он все еще занят, он ведь здесь старожил, пока всех не обойдет... (Смотрит вдаль, в сторону речки под склоном.)

Клим перехватывает его взгляд и витиевато присвистывает.

ЛУГ. СКЛОН ХОЛМА. (Продолжение сцены.)

Внизу, под склоном, медленно идет Нина, вокруг нее кружатся дети, а рядом, галантно наклонившись над ней, Никифоров.

ГОЛОС КЛИМА. Это он?! К графине уже клеится?!

БЕРЕГ РЕЧКИ. ДЕНЬ.

Дети подбегают к тому самому месту, где они уже кормили уток.

Бросают им крошки. Нина любуется пейзажем.

Никифоров молча наблюдает за детьми, стоя недалеко от них. Особенно долго и пристально смотрит он на Антона.

НИКИФОРОВ (отводя глаза от него, Нине). Ты знаешь, а твоя дочь мне ведь тоже нравится.

Нина горько усмехается.

НИКИФОРОВ Веришь ли, но мне становится все тревожнее жить... Какие-то внезапные немотивированные приступы тоски...

НИНА (бросая на него удивленный взгляд). Я от тебя такого не ожидала.

НИКИФОРОВ Да я сам от себя такого не ожидал.

НИНА (с состраданием в голосе). Не переживай, мне кажется, это к лучшему.

НИКИФОРОВ (внимательно разглядывая ее). А ты становишься все интереснее...

НИНА (смущенно). Да, но... Когда-то я была на десять килограммов тоньше.

НИКИФОРОВ (пылко). Это было ужасно! Вдобавок ты была чудовищно неуклюжая, резкая, любила грубые словечки типа: "жрать", "балда"…

НИНА (смеется). Правда? Не помню! (Сокрушенно.) Уже не помню, как страшно... Это старость, да?

НИКИФОРОВ (продолжая). ...Любила мазаться и носить всякие яркие украшения из пластмассы...

НИНА. О! Это я помню! А ты меня перевоспитывал... Учил... Не шмыгать носом, не говорить громко, не красить губ...

НИКИФОРОВ (довольный). Видимо, во мне погиб хороший педагог. Сейчас ты — в самый раз, такая женственная, обольстительная... По крайней мере, для меня...

Нина выслушивает его, снисходительно улыбаясь. При последних словах она болезненно отворачивается и пристально смотрит на уток, клюющих хлеб.

НИКИФОРОВ Нина! Посмотри!

Нина оглядывается.

На ладони Никифорова раскрытая коробочка, в которой лежит кольцо.

НИНА. А! Какое красивое! (Ее лицо веселеет, как у ребенка.) Это мне? В честь чего? Ни за что не возьму!

Она достает кольцо из коробочки и надевает на палец. Играет камушком на солнце, изящно вертя тонкой белой кистью.

НИНА. Только не говори, сколько стоит!

НИКИФОРОВ (смеется). Разве я когда-нибудь считался с тобой? Не беспокойся. Это всего лишь горный хрусталь в серебре. Зато работа ручная.

НИНА. Как сверкает! (Опять загрустив.) О, нет! В смысле денег ты всегда был щедр...

НИКИФОРОВ (с намеком). И не только в смысле денег!

НИНА (страдальчески). Ради Бога... Ради Бога...

НИКИФОРОВ Не буду, не буду! (Берет ее за руку.) Ну, тебе, значит, нравится?

НИНА (опять разглядывая кольцо). Конечно! Очень! Спасибо! Только что мужу сказать?

НИКИФОРОВ (спокойно). Скажи, как есть. Разве я не имею права?

БЕСЕДКА. ДЕНЬ. (Продолжение сцены.)

Клим с Никитой по-прежнему наблюдают за Ниной и Никифоровым, как он держит ее руку в своей, а она что-то говорит ему, опустив голову.

КЛИМ. Как же он над ней колдует! Заколдовывает просто! Ничего хорошего мимо себя не пропустит!

НИКИТА (мрачно). Хозяин!

КЛИМ (утешая друга). По-моему, ей это не по душе. Смотри, как носик воротит...

Никифоров целует руку у Нины, потом раскланивается и быстро идет вперед. Нагоняет детей, кормивших уток, прощально машет им, поворачивается и начинает взбираться по склону, как раз к тому месту, где сидят молодые люди.

ГОЛОС КЛИМА. Полный отлуп! Так ему и надо!

ГОЛОС НИКИТЫ. Это он уже ко мне!

НОМЕР НИКИТЫ. ДЕНЬ.

Никита готовит чай на подоконнике; кипятильник опущен в прозрачный стеклянный кувшин. Много маленьких пузырьков поднимается вверх. Никита наблюдает за ними...

Никифоров сидит за столом и читает рукопись. Откладывает листки. Трет рукой лоб.

НИКИФОРОВ. Ну как, тебе здесь нравится? Если нравится, я и в следующий раз устрою.

НИКИТА (сдержанно). Работать можно.

НИКИФОРОВ. Можно! И знаешь, ты хорошо поработал. Мне понравилось. Я увезу это... (кладет руку на рукопись). Сейчас только обговорим следующие главы...

Никита слегка веселеет. Ставит чай и стаканы на стол. Усаживается рядом.

Никифоров роется в карманах, достает платок, вытирает пот со лба, потом достает бумажник и вынимает из него несколько крупных ассигнаций.

Никита, ничего не понимая, с удивлением следит за его действиями.

НИКИФОРОВ. Это тебе (кладет перед ним деньги). Ты их честно заработал. Сказать по правде, я хотел проверить тебя, потому ничего не обещал — мало ли что ты мне напишешь, может, схалтуришь, но ты серьезно... Поэтому ставлю тебя на зарплату... Думаю, ты в обиде не будешь...

СТОЛОВАЯ. ВЕЧЕР.

Дети Нины выбегают из столовой. За ними, не спеша, вразвалку, идет Клим.

Из бара в столовую входит "респектабельный" мужчина с двумя чашками кофе в руках, подходит к столику "матроны", ставит кофе и усаживается рядом.

Нина смотрит на них и вяло есть винегрет. Потом смотрит на Марфу Алексеевну, которая сидит напротив нее и, изящно орудуя вилкой и ножом, красиво ест.

НИНА. Это Вы, Марфа Алексеевна, графиня. Причем, настоящая. А я... Ем, например, с вилкой и ножом только по праздникам и в гостях. А в остальное время чуть ли не из кастрюли. (Марфа Алексеевна смеется.) Живу здесь, как в другом мире, под колпаком. А как вспомню, что скоро домой, а там стирки осталось целый ворох, ремонт не окончен — все на мне, на работу надо нестись...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Бросьте работу!

НИНА. Я бы бросила, так хочется дома быть, с детьми. Но муж мало получает, он нас не прокормит. (Тусклыми глазами смотрит в сторону соседнего столика.)

Там, среди грязной посуды, — нетронутый прибор Никиты.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (кинув пристальный взгляд на Нину). Но не это, наверное, главное... Что-то не клеится у Вас с мужем?

Нина вскидывает на нее удивленные глаза.

НИНА (с трудом). Я вышла замуж не по любви. Просто я оказалась в очень трудной ситуации, а он мне здорово помог.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (с усмешкой). За свою долгую жизнь я не видела ни одной супружеской пары, довольной собой, даже если они поженились по самой горячей любви. Это норма. Норма, которую надо принять.

НИНА. Как это — "принять"?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Знать, что Бог не случайно нас сводит, — он знает, кто кому больше подходит. Только мы это не чувствуем до поры до времени...

НИНА (с горечью). И только перед самой смертью все поймем, но будет уже поздно...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Не поздно, как раз, когда надо. Встретит там нас Господь и скажет: ты думал, твое предназначение на Земле — сделать научное открытие, или написать великую пьесу, или спасать от смерти больных, а на самом деле тебе надо было вынести твоего мужа, алкоголик он или развратник, эгоист или лентяй...

Нина, расширив глаза, внимательно слушает Марфу Алексеевну, она жадно впитывает в себя каждое слово.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (продолжает). И потом Господь скажет нам: вы плакали, вы страдали, вы терзались, но вы жалели его, бились за него, прощали ему, — и вот вам награда — царство небесное... Вечная жизнь.

Нина смеется, хотя на глазах у нее блестят слезы. Она недоверчиво смотрит на Марфу Алексеевну.

НИНА. Вы верите в загробную жизнь?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Чем ближе к смерти, тем больше хочется туда, иногда так и думаешь: скорей бы домой! Домой! На отдых! Но надо, чтобы на заслуженный... Венчайтесь со своим мужем — и все будет у вас хорошо!

НИНА. Венчаться?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Конечно. Венчаться — это значит принять благословение на супружескую жизнь от самого Бога. А с Божьим благословением все гораздо легче...

ПАРК. ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ.

На лоджии, висящей прямо над парадным входом, несколько девочек и мальчиков пускают вниз огромные разноцветные мыльные пузыри.

Никита и Никифоров приближаются к усадьбе, к парадному входу.

НИКИФОРОВ (бодро). Да как назло, там главный редактор в отпуск ушел! А что без него — он все решает! Так что подожди месяц, другой. И не горюй! Работа у тебя есть, деньги есть.

Никита не слушает его: прямо перед его глазами летят и лопаются десятки блестящих радужных мыльных пузырей.

НИКИФОРОВ (останавливаясь у главного парадного входа). Ты еще успеешь пообедать, иди, тебе есть больше надо.

Протягивает на прощание руку. Никита пожимает ее и исчезает за дверьми.

Никифоров садится в свою машину и уезжает... под фейерверк мыльных пузырей.

СТОЛОВАЯ. ДЕНЬ.

Марфа Алексеевна поднимается из-за стола. Нина — тоже. Они идут к выходу.

Неожиданно в дверях показывается Никита, быстро проходит мимо них к своему столику. У него подавленное выражение лица — женщин он даже не замечает.

Нина бросает на него быстрый испуганный взгляд и опускает голову — она очень страдает.

Никита садится за стол и какое-то время сидит, подперев голову рукой. На белую скатерть вдруг заплюхали большие капли крови.

Никита испуганно оглядывается, поспешно вытаскивает платок и прикладывает к носу...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ. ВЕЧЕР.

В круглом холле за столом сидят Нина, Марфа Алексеевна и несколько девочек, среди них Аня. Они все разрисовывают красочными разводами прямоугольные листы бумаги, а потом складывают их в гармошки. Получаются веера. Аня кокетливо машет готовым веером, поглядывая в сторону сына "иностранки", который сидит поодаль и слушает, как мать читает ему книгу на английском языке.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (Ане). Работай только кистью.

Берет у нее веер и показывает. Все девочки тотчас копируют ее движения.

НИНА (Марфе Алексеевне). А помните, вы рассказывали о милиционере Михееве?.. Я потом представила все это живо, и у меня возник вопрос... Вы — молодые девушки, он — ваш спаситель, герой. Он на руках вас, наверное, перетаскивал, обнаженных, когда жена вас купала. Вы простите, у меня такое дурное воображение...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (смеясь). Представляю, какие живые мощи он нес! (Какое-то время молчит, словно что-то вспоминает.) А Вы проницательны. Я безумно в него влюбилась. Я хотела только одного — чтобы он меня поцеловал, хотя бы раз...

НИНА. А он?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Он был неприступен, как скала.

АНЯ (Марфе Алексеевне). А почему раньше были веера, а теперь нет?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Потому что были балы, танцевали до упаду, становилось жарко, и все обмахивались веерами.

НИНА (Марфе Алексеевне). Не представляю, как он мог не влюбиться в вас?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (после паузы). Мы же потом, все трое, ездили туда, уже старухами. И, конечно, встречались с ними...

НИНА. А вы что ? Вам было все это уже смешно? Он — старый зачуханный милиционер, а вы — писательница из Москвы.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Нет! Не смешно! Я была счастлива... Он мне признался, что тоже был влюблен в меня и помнил всю жизнь. И я ему тоже все рассказала...

АНЯ (перебивая Марфу Алексеевну). Так получается, если мы делаем веера, то будет бал?

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (Ане). Получается! (Нине.) А с чего вы взяли, что он — зачуханный? В шестьдесят пять лет с его физическими данными? Он был неотразим, и уже давно не милиционер, а полковник в отставке...

НИНА (после паузы). Марфа Алексеевна, мне кажется, вы сможете помочь Никите...

НОМЕР НИКИТЫ. ВЕЧЕР.

Никита лежит плашмя на постели, уткнувшись в подушку. Рядом сидит Клим. Он хмуро смотрит на деньги на столе.

КЛИМ (сурово). Короче, покупай вилку и срочно сдирай макароны, которые твой шеф навешал тебе на уши...

НИКИТА (сквозь стон). Я так ему верил... А он... Решил откупиться деньгами, а книгу и не собирается пробивать...

КЛИМ. Да, переплюнул он нас! (Встает.) Ну, хватит разлагаться! Пойдем в бар, угостишь рюмочкой... с первого гонорара!

НИКИТА (переворачивается на спину). Они не могут справиться со всеми своими заказами, договорами! Халтурят, эксплуатируют, а мы — безработные! Или рабы — и в другом качестве никому не нужны!

Поднимается, берет деньги со стола и прячет их в карман.

ПАРК. ВЕЧЕР.

Клим и Никита выходят из своего корпуса. Аллея и дорожки внезапно озаряются серебристым светом фонарей.

Сквозь большие окна усадьбы виден ярко освещенный парадный зал, где по блестящему паркету бегают нарядные веселые дети...

У стен, на мягких диванах, сидят их мамы, папы, бабушки, дедушки и просто одинокие молодые люди. У всех безмятежно-довольные лица.

В середину зала выходит Марфа Алексеевна и объявляет что-то веселое. К раскрытому пианино подсаживается худой старичок в ортопедической обуви и начинает играть.

Звуки старинной кадрили начинают звучать в парке.

ВЕСТИБЮЛЬ УСАДЬБЫ.

Никита у телефона-авомата. Набирает номер. Клим стоит в стороне, со страдальческим выражением на лице, слушает голос друга.

НИКИТА (в телефонную трубку). Жанн, привет... Ну, хватит дуться, лучше приезжай... Да брось ты! Приезжай... Как освободишься. Только не тащи ничего — у меня есть деньги... Это мое единственное условие — не траться... Здесь магазин рядом, бар... Пока, целую... Постарайся все-таки завтра...

ПАРАДНЫЙ ЗАЛ УСАДЬБЫ. ВЕЧЕР.

Яркий свет огромной люстры. Музыка. Танцы. В дверях появляются Клим и Никита. Он видит Нину.

Она танцует с Аней, обнимая и целуя ее.

НИКИТА (выдавая деньги Климу). Иди один пока, купи, что хочешь, шампанского там, коньяку и шоколада... Детям! А я сейчас...

Клим тоже видит Нину. Она их не замечает или делает вид, что не замечает.

КЛИМ (весело). Приказ понял: гуляй, рванина!

И бодро направляется через зал к бару.

Общим планом: Никита ловит одного взъерошенного мальчишку, который забавляется тем, что лезет под ноги танцующим, крепко берет его за руку и ведет к паре Нина — Аня. Вручает мальчишку рассиявшейся Ане. А сам обнимает Нину. Она послушно и даже излишне поспешно вступает в его объятия.

Какое-то время они танцуют молча, крепко прижавшись друг к другу. Ее рука бессильно опускается с его плеча на грудь.

Он замечает на ее руке кольцо. Дотрагивается рукой.

НИКИТА. Какое красивое... (Он просто хочет подержать ее руку.)

НИНА. Да, красивое... (Со вздохом.) Это мне подарил мой первый муж. (Осторожно, но настойчиво высвобождает руку.)

Какое-то время они танцуют молча. Лицо Нины совсем рядом с его лицом, от волнения она раскраснелась, смотрит то в одну, то в другую сторону, он же с любопытством и хладнокровием наблюдает за ее состоянием. Наклоняется к ее волосам и глубоко вдыхает их запах.

НИКИТА. Какие у вас духи... интригующие!

НИНА (наивно). Да?! Они так и называются — "Интрига"!

НИКИТА (удовлетворенно). Моя профессия — писатель. Все вижу насквозь, чувствую на расстоянии и даже угадываю запахи духов.

Она поднимает голову, какое-то время пристально смотрит ему прямо в глаза — и вдруг... начинает смеяться.

НИКИТА. Что с вами? Или у меня уши превратились в ослиные?

НИНА. Да нет, просто... вспомнила!

НИКИТА. Что?

НИНА. Да ерунда!.. Ну, простите!

НИКИТА (капризно). Но мне же интересно, как писателю! Говорите! (И он слегка встряхивает ее за плечи.)

НИНА. Ну... Почему-то вспомнила... (давится от смеха) как у меня было первое свидание, и я надела очень красивое платье, а мне дали на секунду подержать малыша, и он... представляете... (От смеха у нее на глазах появляются слезы.) Обмочил меня с ног до головы...

Он слушает ее очень внимательно. Потом пристально, словно прочитывая ее коварный замысел, смотрит ей в глаза. Догадывается.

НИКИТА (преувеличенно возмущенно). Надо же, какой негодяй! Я вот такого никогда не делал!

Нина смеется с новой силой.

Никита прижимает ее крепче, словно защищая от кого-то.

НИНА. Вы такой горячий. У Вас температура? (Прикладывает руку ему ко лбу.)

НИКИТА. Слегка перегрелся — был неприятный разговор.

НИНА (сострадательно). С кем?

Музыка кончается. Их уже поджидает Клим с бокалами в руках. Антон и Аня рядом, они едят шоколад.

НИНА (изумленно). Что случилось?

НИКИТА. Пейте, графиня! И не задавайте лишних вопросов!

Нина смеется и делает несколько глотков.

НИНА. Графиня сейчас будет вдребадан пьяна!

К Марфе Алексеевне, уже сидящей за пианино, наклоняется женщина в служебном халате, горничная, и о чем-то просит ее. Та согласно кивает головой и ударяет рукой по клавишам.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (поет).

  • Лодка тонет и не тонет,
  • Потихонечку плывет.
  • Милый любит и не любит,
  • Только времечко идет...

На середину зала выходит старичок в ортопедической обуви и начинает лихо отплясывать под музыку. Горничная составляет ему пару. К ним присоединяются еще несколько пожилых мужчин и женщин.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ.

  • Ах, Самара-городок!
  • Беспокойная я...
  • Беспокойная я...
  • Успокой ты меня...

Уже танцуют многие, и молодые, и дети. Кто во что горазд.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (поет).

  • Я росла и расцветала
  • До семнадцати годков,
  • А с семнадцати годков
  • Кружит девушку любовь...

Никита сидит на своем месте, недалеко от Антона, невозмутимо и серьезно читающего книгу, и наблюдает за Ниной, как она отплясывает что-то среднее арифметическое между русской плясовой, шейком и канканом. Ее "заводит" Клим. Аня тоже танцует рядом.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ.

  • Ах, Самара городок!
  • Беспокойная я...
  • Беспокойная я,
  • Успокой ты меня...

Лицо Никиты, как он смотрит на Нину: насмешливо, но восторженно, и словно ликуя внутри от ее веселости...

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ.

  • Тебе, белая береза,
  • Нету места у реки.
  • Если я тебе невеста,
  • Ты меня побереги...

Нина рядом с Никитой приходит в себя от танца. Клим тоже с ними.

НИКИТА (смотрит на Нину ласковыми глазами). Ее лицо точно осветилось внутренним бесовским огнем, глаза цвета лесного ореха заискрились и стали янтарными, пушистые волосы растрепались, оттеняя яркость горячего румянца на щеках... И молодость, которую она так старательно прятала под строгую прическу и постно-добродетельный вид, вырвалась наружу, пленяя и потрясая всех вокруг...

НИНА (смеясь). О, неужели я такая очаровательная, вот никогда бы не подумала!

КЛИМ. А вы больше дружите с писателями, не такое о себе услышите.

Нина хохочет все заливистее.

НИКИТА (добродушно, Нине). Смейтесь, смейтесь! Не верите в меня? Ничего, когда-нибудь я въеду в этот графский зал на собственном "Мерседесе"!

НИНА (умирая со смеху). Въедете на своем "Мерседесе" и вдруг почувствуете, что проехали мимо самого главного...

НИКИТА (задетый). Ничего, если я въеду, то никакие потери мне уже будут не страшны!

В зале уже вовсю идет игра в "ручеек". Хохот, смех, беготня.

К Никите подбегает "иностранка", хватает его за руку и тащит к длинной цепочке "ручейка".

Клим тотчас берет за руку Нину.

Из "тоннеля" "ручейка" сначала выбегает Клим, держа за руку хохочущую Аню.

Выбегает еще несколько пар.

Наконец из "тоннеля" появляются Нина с Никитой.

НИКИТА (Нине). Бежим!

И, взявшись за руки, они бегут в сторону вестибюля...

БЕРЕГ РЕЧКИ. НОЧЬ.

По речке плывут маленькие бумажные кораблики с горящими спичками.

НИКИТА (присаживаясь на корточки). Моя любимая детская игра. Горящие кораблики.

Плывут кораблики: один, второй, третий. Борта их исписаны. Выплывая из тьмы, они уплывают во тьму.

НИНА. Ой, это вы из своей записной книжки?!

НИКИТА. То, что надо, — вспомнится и так. А что не надо,.. О! Сейчас сделаем кораблик из нашего диалога: (читает с выражением, как бы по ролям.) "Что — здесь больше никого нет? — А кто вам нужен? – Но здесь никого нет. — И меня тоже? — Вас?.. И вас тоже. Есть некто в маске. А кто под этой маской — я не знаю. Но знайте — я вас не боюсь!"

Нина и Никита сидят на корточках друг перед другом. Он читает листочек в свете горящей спички. А потом этой спичкой ярко освещает лицо Нины. Та смотрит на него восторженно-испуганным взглядом.

НИНА. На самом деле я вас боюсь.

Он подносит зажженную спичку ближе к лицу Нины, освещает ей губы и осторожно целует ее в краешек рта. Она резко поднимается.

НИНА. Ноги онемели.

Он поднимается тоже. Выбрасывает спичку. Обнимает Нину за плечи.

НИКИТА. Пошли ко мне.

НИНА (тихо). Отпусти меня. Я сама не освобожусь от тебя. Только если ты поможешь. Отпусти... Пожалуйста...

НИКИТА. Не отпущу... (после паузы.) Что я, враг своему здоровью?

Нина заливается смехом и прячет свою голову ему на грудь. Он целует ее волосы, очень осторожно, потому что сильно волнуется и не совсем уверен в своих действиях.

НИНА (поднимая глаза к нему). Если бы ты знал, какое блаженство для меня стоять вот так, прижавшись к тебе. Сколько это продлится? Одну секунду, две... или минуту? И через минуту я наберусь сил и вырвусь из твоих объятий — навсегда...

НИКИТА (прижимает ее крепче). Ты бесподобный мастер интриги, мне надо у тебя поучиться... Как писателю!

НИНА. А ты знаешь, я прочитала твою повесть в первую же ночь, сразу, она мне очень понравилась, очень...

НИКИТА. Почему же ты сразу не сказала?

НИНА. Сама не понимаю. Может, хотела задержать твое внимание... Не важно!

НИКИТА. Нет, это как раз самое важное. Значит, хотела задержать мое внимание...

НИНА (очень серьезно). Знаешь, что Марфа Алексеевна сказала про тебя? Только обещай не обижаться?

НИКИТА (настороженно). Ну, обещаю...

НИНА. Что ты из тех, кто пишет одно, а живет совсем по-другому. И именно из-за этого... Из-за этого...

НИКИТА (подхватывает). ...У меня ничего не идет. Да? (С горечью.) А у тысячи халтурщиков все идет целыми косяками, да? Потому что они живут, как пишут, пошло и цинично?

НИНА. Да, им можно, а тебе — нельзя. Ты — другой. И у тебя другие задачи. (Гладя ему волосы, лоб.) И вот теперь я говорю тебе — отпусти меня, избавь от искушения, ты же про это пишешь!

НИКИТА (секунду молчит, а потом опускает свои руки с ее плечей). От искушения грешной Нины?! Ну ладно, иди!

Нина какое-то время стоит в растерянности.

НИКИТА (насмешливо). Ну, отпускаю, отпускаю... Что стоишь? Иди! Беги!

Она смотрит на него, не веря.

НИКИТА (шутит). Ты просто зануда! Я в тебе разочаровался. Все — отрезано.

НИНА (не принимая шутки, устало). Прости...

Она поворачивается и начинает подниматься по склону. В темноте, на высоких каблуках, это тяжело. Он вдруг бегом догоняет ее и со всего размаха бросается ей под ноги. Нина падает, и они кубарем скатываются опять вниз под склон.

НИКИТА (привлекая ее к себе). Ну, вообрази, что нет этой повести, — вообще нет, не написал я ее. Она же случайно тебе в руки попала!

НИНА (с отчаянием). Я не верю в случайности! (Отворачивается от него.) Пусти меня, здесь сыро.

НИКИТА (вдохновенно). Хорошо! Я сожгу эту чертову повесть!

НИНА (смеется). Это же твоя программная вещь!

НИКИТА (весело). А разве можно на жертвенный алтарь возложить какую-нибудь там халтуру!

НИНА (сквозь смех). Как ты мне нравишься, особенно, когда веселишь меня. Я дома почти не смеюсь. (Поднимается.)

НИКИТА (не без сарказма). Ну, ясно, шут и королева! (Тоже встает.) Значит, идем ко мне?

НИНА (иронично). А что мы у тебя будем делать?

НИКИТА. Придумаем. Что-нибудь очень смешное.

Она опять хохочет, потом резко обрывает смех.

НИНА (озабоченно). Хорошо, только детей уложу...

...Две маленькие фигурки с трудом карабкаются по крутому подъему холма в темноте.

УСАДЬБА. БОЛЬШОЙ ЗАЛ. НОЧЬ.

Бал окончен, стоит тишина. Кто-то неразборчиво говорит в телефонную трубку автомата, висящего в вестибюле.

Нина быстро, летящим шагом проходит по залу...

ВИНТОВАЯ ЛЕСТНИЦА.

Одним махом поднимается по лестнице...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ.

Дверь ее комнаты приоткрыта, и оттуда раздается горький плач.

Нина распахивает дверь.

КОМНАТА ГРАФИНИ.

Навстречу Нине бросается ей в объятия Аня, с опухшим от слез лицом. Одна ее ручка вся в крови.

АНТОН (сонно, с упреком). Где ты была? Я обыскался. И бинт не нашел, а платком она не хотела... И вообще — поехали домой, здесь скучно!

Нина безумными глазами оглядывает комнату, как бы стараясь понять, что же случилось.

На большом овальном столе разбросаны цветные карандаши, фломастеры, бритва и несколько листков с детскими рисунками: бал, танцы, принцы и принцессы. На одном — следы крови.

ПАРК. НОЧЬ.

Никита встает со скамейки у входа в усадьбу и входит в здание.

КОМНАТА ГРАФИНИ.

Сквозь приоткрытую дверь Никита видит тревожную картину: на стуле, недалеко от торшера, скорбно согнувшись, сидит Нина. На коленях у нее спит Аня. Рука, в окровавленном бинтике, безжизненно опущена вниз.

Антон спит в своей постели.

Никита осторожно входит и плотно прикрывает за собой дверь.

Нина поднимает на него измученные умоляющие глаза.

НИНА. Пока мы гуляли, она решила порисовать и бритвой порезала палец. (Кивает на рисунки, разбросанные на столе.)

Никита опускается перед девочкой на корточки. Выражение лица у него делается по-детски испуганным и беспомощным.

НИКИТА. Сильно?

НИНА. Если бы при мне, я бы не испугалась.

НИКИТА. Плакала?

НИНА. Очень.

НИКИТА (осторожно гладя спящую девочку по руке). Бедная... Как их жалко, когда они плачут...

Глаза Нины, полные скорби, совсем рядом с его лицом. Она не отрываясь, смотрит на него, жаждя еще большего утешения.

НИКИТА. Но ведь не первый же раз такое, случайность. Сейчас ляжешь спать и успокоишься.

НИНА (грустно). Опять случайность? А мне кажется, что в жизни нет случайностей. (Хочет подняться.)

НИКИТА (с чувством, словно внушая). Не накручивай!

Он подхватывает девочку из ее рук и несет на постель.

Какое-то время они оба стоят у постели и смотрят на ребенка.

НИНА (отходя, тихо). А я почему-то накручиваю. У меня сейчас какое-то страшное внутреннее зрение, даже нельзя сказать. (Лицо ее искажается мучительной гримасой.)

НИКИТА. Скажи.

НИНА (усмехаясь). Как писателю, да?.. Через десять лет моя дочь будет невестой, даже раньше. Из вас бы получилась хорошая пара. (Смотрит на него.)

НИКИТА (чувствуя, что это надо перевести в шутку). С ума сошла — мне ждать десять лет?!

НИНА (вяло). Ну, будет второй женой...

НИКИТА (с веселой иронией). Да, есть некоторые, у которых первый муж, второй, но я, к счастью или сожалению, как Вам будет угодно, — не такой. (Нина невольно улыбается.) И вообще, я не хочу жениться, правда. У нас в семье было много детей — пятеро, это ужасно... Бедность... Вечно усталая, плачущая мать... Она была верующей и боялась делать аборты. Каждое утро она, обливаясь слезами, целовала нас и просила прощения, что родила... Оправдывалась, что Бог послал... Я ненавидел этого бога, который нас зачем-то посылал вопреки слезам матери... Ее я больше любил...

НИНА (потрясенная рассказом). Любил? Она умерла?

НИКИТА. Ты только так не страдай! (Улыбается.) Сейчас-то я вижу, что все у нее было хорошо, и она умерла, спокойная за нас. Я уже кончал институт. И у старших все терпимо.

НИНА (нежно глядя ему в лицо). Мне не хотелось заранее говорить, пока я не уверена, но может, я все-таки смогу помочь тебе. Мой первый муж... он добился кое-чего в литературе...

НИКИТА (предчувствуя что-то). Как его фамилия?

НИНА. Она тебе ничего не скажет. Он один из тех, кто ужасно много печатается, но которого никто не знает.

НИКИТА (твердо). Я всех знаю.

НИНА. Никифоров. Михаил Никифоров.

НИКИТА (после долгой паузы). Нина, обещай мне, что никогда, никогда ты ни слова не скажешь ему обо мне, и, самое главное, — мне о нем!

НИНА (удивленно). Но почему? Ты знаешь его?!

НИКИТА. Вы часто встречаетесь?

НИНА. Очень редко, иногда — раз в год. Где-нибудь на нейтральной территории. Он издали смотрит на Антона.

Она оглядывается на сына — он спит.

НИКИТА. Я сегодня видел тебя с ним.

НИНА. Да, он мне достал сюда путевку.

НИКИТА (постепенно накаляясь). Представь себе — и мне.

НИНА (изумленно). Ничего не понимаю.

НИКИТА (вдруг вспомнив). Так значит, я на него похож. (В упор смотрит на Нину. Лицо у него делается холодным и отчужденным.) Так значит, я на него похож?

НИНА (в смятении). Господи, но это я так сказала! Чтобы был предмет для разговора. Я и не знала тебя... (Он продолжает смотреть на нее тяжелым и презрительным взглядом.) Ну что ты так смотришь? (Старается говорить нежно.)

НИКИТА (берет ее за руку, пальцами сжимает кольцо). Нет, ты должна знать разницу между нами, должна! Чтобы в следующий раз быть осторожнее в своих приговорах! Ты знаешь разницу между рабовладельцем и рабом? В школе проходила? Так вот: твой первый муж — рабовладелец! А я — раб, чуешь разницу?

НИНА (устало). Я ничего не понимаю!

НИКИТА (невольно оглядываясь на спящих детей, почти шипя, чтобы не закричать). Я — его раб! Поняла?! Я за него пишу его романы! А на эти деньги он тебе дарит эти кольца! (Откидывает ее руку.) Так что ты тоже причастна к его мафии! (Встает и начинает ходить.)

Нина с ужасом смотрит на Никиту, который, засунув руки в карманы, мечется по комнате. Она не узнает его. Сейчас у него жесткое, неприятное лицо с побелевшими глазами.

НИНА (еле шевеля губами). Прости, но я ничего не понимаю...

НИКИТА (открывая дверь и выходя в холл). Спать ложись! Утро вечера мудренее!

Она бросается за ним.

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ. НОЧЬ.

Он слабо освещен светом. Тихо, пустынно.

НИНА (прикрывая за собой дверь). Я не могу так! Объясни!

НИКИТА (с трудом подавляя гнев). Ты глубоко заблуждаешься насчет там всяких средств и целей. Весь мир сейчас живет так, что каждый существует для другого только как средство. Мы все, все погрязли в корысти... Только не всегда понимаем это... И ты, как все, только, может, еще хуже, потому что не видишь этого в себе... Я-то свою корысть вижу, а ты... ты...

НИНА (удивленно). Я? В чем же моя корысть? (Подумав.) Да, я хочу от других,.. от тебя... понимания, нежности,.. благодарности...

НИКИТА (язвительно). Вот-вот,.. нежности... Благодарности... Такой ангел непорочный...

Нина стоит неподвижная, бледная. Для нее его слова — полная неожиданность.

НИНА (бесцветным голосом). Ну, говори, говори сам... Где моя корысть? В чем?

Он смотрит на нее, что-то хочет сказать, но почему-то осаждает себя.

НИКИТА (с горечью). Зачем говорить? Я не настолько жесток. Это ты должна сама понять...

НИНА (еле шевеля губами). Моя корысть в том, что,.. находясь в столь преклонном возрасте, я... хочу тебя, твоей молодости... Это ты имел в виду? (Печально смотрит на него.)

Он молчит. Лицо его смягчается.

НИКИТА (нарочито грубо). Ну ладно, квиты! (Передразнивает.) "В столь преклонном возрасте..." Это я куда-нибудь напишу!.. Иди спать. Завтра, ладно?

Целует ей руку и быстро уходит, закрыв за собой двери холла.

Она невольно делает несколько шагов следом и останавливается у двери. Осторожно гладит ее...

Никита стоит с другой стороны двери, прижавшись к ней спиной. У него усталый поникший вид...

Нина закрывает глаза и прижимает лоб к двери...

Вдруг раздается шум открываемой двери и звуки шаркающих шагов. Нина мгновенно отстраняется от двери и исчезает в своей комнате.

НОМЕР КЛИМА. НОЧЬ.

Клим лежит в постели и читает книгу. Рядом, на тумбочке, початая бутылка сухого вина, шоколад.

НИКИТА (в дверях). Эх ты, Шерлок Холмс! Ты знаешь, кто наша графиня?.. Первая жена Никифорова!

КЛИМ (какое-то время осмысливает информацию). Какой пассаж!?!

Никита подсаживается к нему на постель, наливает в стакан вина. У него довольный, оживленный вид.

НИКИТА. Представляешь, ситуация?! (Чокается с другом.) Теперь — в любом случае — я ему отомщу: наставлю рога!

КЛИМ (с болью). Мой друг, у тебя все в порядке? А как же Жанна? Зачем тогда ты ее пригласил сюда?

НИКИТА (морщась). Черт!.. Припрется еще завтра со своей жареной курицей!.. (Залпом выпивает вино.) Нет, меня никто еще и никогда не обыгрывал!

ПАРК. НОЧЬ.

Тишина. Графский особняк облит лунным светом. Одно окно светится.

Белый женский силуэт медленно движется взад и вперед вдоль комнаты.

КОМНАТА ГРАФИНИ. НОЧЬ.

Нина, переодетая в ночную рубашку, останавливается у постели сына, он безмятежно спит, она целует его в лоб, потом идет к постели дочери... Наклоняется, целует ее забинтованный пальчик и медленно бредет к торшеру, чтобы выключить его.

В высоком зеркале трехстворчатого шифоньера появляется отражение женщины в белом кружевном пеньюаре, красивые волнистые волосы распущены по обнаженным плечам.

ГОЛОС НИНЫ (на отражении). Это опять ты! "Графиня"... Красивая! Как жаль, что тебя, такую, никто не видит. Даже непонятно, откуда что берется... Может, освещение, может, какой-нибудь редкий биоритм...

ГОЛОС "ГРАФИНИ" (на изображении Нины, стоящей у торшера). ...или поцелуй и объятия молодого человека...

НИНА (страстно). Все! Я решила! Все-таки пойду к нему! Другого такого случая не будет!

Она бросается к шкафу — за платьем. Ей навстречу кидается "графиня"... Какое-то время они стоят, прижавшись друг к другу ладонями и лбами.

НИНА (пытаясь обойти "графиню" и открыть дверцу шкафа). Я не понимаю, ради чего я должна удерживать себя! Я не в силах! Я не могу!

"ГРАФИНЯ". Своими силами никто не может!

Нина резко отворачивается от своего изображения в зеркале и становится к нему спиной.

НИНА (в ярости). Что, просить о помощи Бога? Чтобы он кастрировал меня, превратил во фригидную или наделил преждевременным климаксом?! (Быстро начинает ходить по комнате.) Мне нужна только одна ночь с ним. Только одна. И больше ничего! Господи, ну дай мне эту ночь, ведь одну — на всю жизнь! Больше ничего не прошу. Ты один все видишь, все про меня знаешь, знаешь, как мне это нужно. Ну что тебе стоит, кому от этого будет хуже?! Господи всемогущий, сжалься!

"ГРАФИНЯ" (тоже быстро переходя из черного стекла балкона в другое стекло). Ты лучше вспомни, как я выпросила у Бога жизнь своему трехлетнему сыну, — а для чего? Чтобы спустя 15 лет, пройдя через горнило учебной страды и других страданий детской души, в расцвете сил и жизни умереть самой страшной смертью, от пожара на броненосце?! Поверь, не следует своей воли и своего желания противопоставлять Промыслу Божию... Поверь.

Нина в отчаянии хватает со стола большое яблоко и с силой кидает его в черное балконное стекло. Стекло под ударом разбивается и осыпается на пол десятками осколков.

"Графиня" исчезает.

Какое-то время в комнате стоит тишина.

Страшновато чернеет зияющая пустота разбитой балконной двери.

Наконец Нина приходит в себя, берет урну и начинает собирать туда осколки. Потом самые мелкие заметает веником на совок.

НИНА (шепотом, себе). Скажу, что сквозняк. А за стекло заплачу, подумаешь!

Она быстро подходит к шкафу и начинает переодеваться.

Легкая кисейная занавеска трепещет в разбитом окне.

Нина, переодетая в платье, смотрит на себя в зеркало и вздрагивает.

В трюмо перед ней опять стоит "графиня" в своем белом одеянии и в упор смотрит на нее.

"ГРАФИНЯ". Пойми, ты для него — искушение большее, чем он — для тебя! Ты хочешь одного — утолить свою страсть, а чем это в его душе отзовется, ты не думаешь!

Нина, не слушая ее, решительно идет к двери, открывает ее и, оставив приоткрытой, возвращается к торшеру, чтобы выключить его.

"ГРАФИНЯ" (преследуя ее). Только жертва может быть противоядием против искушения. Если ты действительно любишь его, пожертвуй чем-то своим...

Нина выключает торшер и идет к приоткрытой двери, откуда падает слабый свет из холла.

НИНА (с иронией). Чем? Не идти сейчас к нему, да? Остановиться? Но такая "жертва" может только оскорбить мужчину!

В зеркале тревожно маячит что-то белое.

"ГРАФИНЯ". Он, как и ты, не знает, чего он хочет на самом деле. Вспомни, о чем он пишет! Что тебя так подкупило в нем? Желание, почти истяжное, найти истину, обрести цельное, ясное, неразрушенное существование, — вот чего он хочет!

НИНА (останавливаясь на полпути к двери). Господи, ну что мне делать?! Что?! Господи! Господи!

"ГРАФИНЯ". Это только сейчас тебе кажется эта минута роковой, но если ты откажешься, то впоследствии уяснится и глубокий смысл и значение этой минуты... Раскроется ее тайна!

Какое-то время Нина в гробовой тишине неподвижно стоит у приоткрытых дверей...

Вдруг сильный сквозняк из разбитого окна захлопывает дверь, со звоном падает ключ на пол.

Нина бросается к двери, шарит на полу в поисках ключа, но в темноте не находит его. Ею внезапно овладевает панический страх. Она подбегает к двери лоджии и судорожными движениями закрывает ее.

Идет к своей постели, садится на нее, но потом какая-то мысль опять приходит ей в голову, она вскакивает, бросается к кровати дочери, хватается за спинку и с трудом, напрягаясь из последних сил, волочит ее к кровати сына. Получается широкая двуспальная постель. Потом она бросается к своей кровати, стаскивает с нее одеяло и подушку, переносит все к детям и ложится между ними, поочередно целуя то сына, то дочь... Аня раскрывает со сна глаза.

АНЯ (обнимая и целуя мать). Мамочка, что ты? Моя любимая, хорошая, моя маленькая... Из-за меня?! (Ее глаза наполняются слезами.) Да мне не больно. (Снимает с пальца бинт.) Я не из-за пальца. Я за тебя напугалась. Думаю, где ты? Что случилось? А теперь — хорошо: ты рядом...

Нина спит, сложив раскинутые руки детей у себя на груди крестом. В свете луны на паркетном полу становится виден ключ, отскочивший к урне и едва заметный среди совка и веника.

СТОЛОВАЯ. УТРО.

Лязганье посуды, мелодичный говор английской речи...

Никита не сводит глаз с трех нетронутых приборов на противоположном столе.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (поймав его взгляд). После бала, наверное, отсыпаются...

НИКИТА (Климу). Жанне надо позвонить — пусть не торопится с приездом.

КЛИМ (с выражением). Ты это мне предлагаешь?

Никита решительно встает и идет к выходу.

ВЕСТИБЮЛЬ УСАДЬБЫ. ПАРАДНЫЙ ЗАЛ.

Он стоит в будке телефона-автомата. Из трубки доносятся длинные гудки. Никита медленно вешает трубку...

Из вестибюля проглядывается парадный зал.

У проигрывателя, напоминая вчерашний бал, одиноко стоит скучающая девочка и переворачивает пластинку.

Никита быстрыми шагами пересекает зал...

ВИНТОВАЯ ЛЕСТНИЦА.

Потом он в несколько прыжков одолевает крутые ступеньки винтовой лестницы и оказывается в круглом холле...

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ.

Холл пуст, две огромные белые двери выходящих в него комнат графа и графини плотно закрыты. Никита подходит к комнате графини, глубоко вздыхает, преодолевая волнение, и осторожно стучит. В ответ — молчание. Он стучит снова, громче и веселее. Никто не отвечает. Никита весь сникает и какое-то время стоит, опустив голову, задумавшись.

Тишина... Вдруг двери комнаты графа распахиваются, и из нее пулей вылетает "респектабельный" мужчина. На этот раз вид у него растерзанный. Он, как по льду, скользит по паркету мимо ошеломленного Никиты и чуть ли не кубарем скатывается по винтовой лестнице.

На мгновение в дверях комнаты мелькает разъяренная физиономия "матроны", тут же дверь захлопывается, и опять наступает тишина.

ТЕННИСНЫЙ КОРТ.

Никита какое-то время следит за другом, который играет в теннис с "иностранкой".

Наконец Клим замечает Никиту, подходит к нему.

КЛИМ (остывая от игры). Что, не работается? У меня контридея. Мы не так-то много пропили. Убытки я возмещу. Соберем все деньги и швырнем их шефу в морду!

НИКИТА (снисходительно покачивая головой). И что дальше? Носиться здесь с тобой, как заяц? (Кивает на теннисную площадку.) Не, у нас своя контора. Ты Нину не видел?

КЛИМ. Видел. Рядом с детишками, играла.

НИКИТА (оживая). Когда?

КЛИМ. Да сразу после обеда.

НИКИТА (недоуменно). После какого обеда, только завтрак прошел.

КЛИМ. Как завтрак? (Смотрит на часы.) Ух ты! Совсем счет времени потерял... Значит, это было вчера.

НИКИТА. А сегодня видел?

КЛИМ. Такое ощущение, что видел, но, может быть...

Никита досадливо машет рукой и поворачивается к усадьбе.

КЛИМ (кричит вдогонку). А Жанне-то позвонил?

НИКИТА (на ходу). Там никто не отвечает.

ПАРК. ДЕНЬ.

Никита, засунув руки в карманы, слоняется по аллеям с видом, словно он что-то глубокомысленно обдумывает. На самом деле он исподлобья высматривает среди гуляющих Нину.

ДЕТСКИЙ ГОЛОС. Никита! Никита!

Он радостно вскидывает голову и оглядывается.

Видит на соседней аллее стайку резвящихся детей...

Прямо через газон бросается к ним, ему кажется, что это его зовут дети Нины.

ДЕТСКИЙ ГОЛОС. Ну, Никитка же! Сюда, глупыш! Ника-Никочка!

Никита замирает на газоне. Мимо него бегом проносятся дети, а за ними смешной, неуклюжий щенок. Никита провожает их недоуменным взглядом — детей Нины среди них нет. Идет дальше и вдруг сильно спотыкается.

На скамейке, вытянув ноги в ортопедической обуви, сидит, расслабленно опустив голову, старик.

НИКИТА (испуганно). Простите, пожалуйста!..

Старик не обращает внимания на Никиту, кажется, что он крепко спит...

ЦЕНТРАЛЬНАЯ УСАДЬБА. ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ. ДЕНЬ.

По ней к своему корпусу идут Клим и Жанна с сумочкой через плечо, из которой торчит зонтик. Клим нагружен ее яркими целлофановыми пакетами.

КЛИМ (принюхивается к одному). Жареная курица под чесночным соусом!

ЖАННА (смеясь). Унюхал!

КЛИМ (значительно). Жанна, я вынужден тебе сообщить страшную вещь: Никич давеча обмолвился, что ежели ты будешь таскать ему жареных курей, он тебя разлюбит!

Жанна от неожиданности даже останавливается. Смотрит на Клима, у того на лице выражение идиота, Жанна смеется.

КЛИМ (своим голосом). Я серьезно.

ЖАННА (в запале). А если он не будет есть этих курей, то ему нечем будет любить меня!

Теперь хохочет Клим.

ЖАННА (гневно). Он же дистрофик! У него давление, как у старика! От чего? От недоедания...

КЛИМ (легкомысленно). Ну и хрен с ним! Выходи лучше замуж за меня! (Они останавливаются у дверей корпуса, где живет Клим.)

ЖАННА (настороженно). Я не пойму, Клим, ты меня к чему-то готовишь? Где Никита? Не провожает, не встречает!

КЛИМ (утешая ее). Найдем. Из-под земли достанем. (Показывает на пакеты.) Я только заброшу это. (Уходит.)

Жанна оглядывается вокруг с надеждой в глазах.

БЕРЕГ РЕЧКИ. ДЕНЬ.

Никита на том самом месте, где они вчера с Ниной пускали кораблики. Он поднимает небольшой листочек с расплывшимися от ночной росы буквами. Пробегает глазами, не знает, что с ним делать, потом достает блокнот, бережно вкладывает туда листок и прячет в карман.

Вдруг он видит белую лилию, спрятавшуюся в тине под кустами.

Оживляется, срывает ее...

Начинает крапать редкий дождь.

БЕСЕДКА. ДОЖДЬ.

В ней Клим и Жанна пережидают дождь.

ЖАННА (озабоченно и сердито). Интересно, в библиотеке его нет, в столовой нет, у телевизора — нет! Где же он может быть? Только у бабы!

КЛИМ (делая глуповатое выражение лица). У какой? Здесь нет баб,.. кроме тебя!

ЖАННА. Хватит острить! Я сейчас уеду!

КЛИМ. Может, в город подался? К шефу? Он сказал, что ты не точно обещала.

ЖАННА. Да я совсем не обещала. Я сказала ему, что видеть его не хочу!

КЛИМ. Ну, так чего же ты?!

ЖАННА. Жрать хочу! И замерзла! (Нервно "выстреливает" зонтиком.)

ПАРК. ГЛАВНАЯ АЛЛЕЯ.

Мимо Никиты с воем сирены проносится "Скорая помощь" — реанимация.

Он испуганно оглядывается, отходит в сторону к газону и провожает машину взглядом.

"Скорая помощь" тормозит у главного входа усадьбы. К ней сразу бросается несколько человек из обслуживающего персонала и двое пожилых отдыхающих.

Никита вдруг чувствует, что из мира уходят все звуки, и только громким набатом бьется его сердце.

Из машины выходят санитары с носилками, потом врач.

Они ведут короткие переговоры с толпящимися, а потом разворачиваются и все вместе следуют в сторону левой аллеи, по которой утром гулял Никита.

Никита доходит до машины, вытирает пот со лба, оглядывается, чтобы узнать о случившемся.

Из аллеи появляется траурная процессия: впереди идет врач озабоченной походкой, за ним санитары с носилками, покрытыми белой простыней, за носилками — остальные со скорбными лицами. Среди них Марфа Алексеевна.

Она вытирает с лица слезы.

Никита, собрав все силы, идет навстречу санитарам

Санитары проносят носилки мимо него.

И вдруг он видит из-под простыни, закрывающей тело с лицом, — старые огромные ортопедические башмаки.

Никита отшатывается от носилок.

С правой стороны, от беседки, появляются Клим и Жанна под зонтиком.

У них тоже тревожные лица. Они не видят Никиту. Клим что-то спрашивает у Марфы Алексеевны. К ним подходит "иностранка".

Никита тоже не видит их. Словно не понимая, что у него в руках, он смотрит на лилию. И вдруг в несколько шагов настигает носилки и кладет лилию в ноги умершему. Поворачивается и бежит в сторону усадьбы.

Санитары вносят носилки в машину.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (Жанне и Климу). ...Он сидел на этой скамейке с самого завтрака — мертвый, мы полдня ходили мимо него, прогуливались по аллее — и ничего не замечали...

"Иностранка" тоже слушает Марфу Алексеевну, а сама исподлобья наблюдает за Климом и Жанной, зябко прижимающимися друг к другу под одним зонтиком.

Внезапно туча полностью закрывает солнце, становится темно, как вечером... Крапающий дождь превращается в ливень...

Все бегут к усадьбе. Только "иностранка" остается одна — под зонтом. Она достает сигареты и закуривает.

УСАДЬБА. У СТОЛОВОЙ.

Никита стоит, наклонившись над умывальником, недалеко от столовой, и плещет себе в лицо холодной водой. Руки его под струей воды заметно дрожат...

Мимо него понурым гуськом — к бару — проходят несколько седеньких старичков...

Никита поворачивается к винтовой лестнице и быстро поднимается вверх.

УСАДЬБА. ВЕСТИБЮЛЬ.

Жанна и Клим, стоя перед зеркалом в вестибюле, приводят себя в порядок...

Двери самой близкой к вестибюлю комнаты распахнуты. В ней понуро стоят несколько отдыхающих, среди них милиционер. Все смотрят в сторону письменного стола, на котором, как пасьянс, разложены множество стопочек библиографических карточек, перевязанных черными резинками.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Он хотел здесь дописать книгу о времени и о себе. Не успел. (Берет со стола одну стопочку и, после паузы, читает верхнюю карточку.) "19 января, тридцать пятый год. Обдумать свою беспутную жизнь до мелочей, придумать, что можно сделать в этих адских условиях..."

Жанна сложила зонтик. Клим берет ее за руку, и они, пересекая парадный зал, направляются к библиотеке.

Заглядывают туда — никого.

Идут дальше — к бару и столовой.

На этих кадрах продолжает звучать голос Марфы Алексеевны.

ГОЛОС МАРФЫ АЛЕКСЕЕВНЫ (продолжающий читать карточку). "Мне нужно быть собранным, волевым, целостным... Позднее вставание, обильная пища, жалость к самому себе, потворство своим слабостям, природе, натуре — вот что меня губит..."

В усадьбе тихо, словно все спят, а может, так оно и есть, потому что за окнами — дождь. Только в баре несколько стариков что-то горестно обсуждают...

ЖАННА (подходя к бару, Климу). Так хочется напиться!..

КЛИМ. Нет проблем! (Вытаскивает деньги.)

КРУГЛЫЙ ХОЛЛ. КОМНАТА ГРАФИНИ.

Дверь комнаты полуоткрыта. Никита стоит в холле и прислушивается. Из комнаты доносится приятное женское пение:

ПОЮЩИЙ ГОЛОС:

  • Милый скажет "До свиданья",
  • Сердце вскинется огнем,
  • И тоскует, и томится,
  • Все о том же, все о нем.

Никита не торопится войти, видимо, ему доставляет удовольствие продлить этот сладостно-томительный миг перед встречей с Ниной.

ПОЮЩИЙ ГОЛОС:

  • Ах, Самара — городок,
  • Беспокойная я,
  • Беспокойная я,
  • Успокой ты меня...

Наконец он набирается духу и осторожно стучит.

Слышится "да", и Никита распахивает дверь.

Сияющее выражение его лица меняется на удивленное и растерянное.

Он видит голые матрацы, с которых горничная снимает простыни, ворох одеял, гору подушек на полу.

Все дверцы шкафов и тумбочек распахнуты настежь.

НИКИТА (дрогнувшим голосом). А где же...

ГОРНИЧНАЯ (фыркает). Оне уехали-с. Еще до завтрака. Спозаранку, сказали: наотдыхались, к школе надо готовиться.

Никита смотрит на нее ничего не понимающим взглядом.

Горничная подходит к тумбочке, где лежит целлофановая папка, заглядывает на ее надпись.

ГОРНИЧНАЯ. А Вы случайно не из 57 номера, Никита Шувалов?

НИКИТА. Да, это я.

ГОРНИЧНАЯ. Тогда берите, просили вам передать.

Она подхватывает грязные простыни и выходит из комнаты, оставив дверь распахнутой.

Никита подходит к тумбочке, берет папку — это его рукопись. Сверху под целлофановой обложкой — письмо. Он достает его и разворачивает.

В комнате от дождя за окнами темно, он дергает за шнур торшер и опускается за стол. Читает записку.

ГОЛОС НИНЫ. "Никита, прощайте. Я все-таки бегу от Вас, на самом деле — от себя, быть может, сейчас Вы ничего не поймете, но придет время, и Вам станет ясно, что это самый достойный выход и для меня, и для Вас. Так хочется, чтобы у Вас все было хорошо. Целую. Нина".

Никита неподвижно сидит над запиской. Потом подносит ее к щеке и прижимает к ней.

Комната выглядит сюрреалистически в зловещем полумраке, с этими голыми матрацами, взгорбленными на металлических решетках, и неприлично, настежь распахнутыми дверцами шкафа и тумбочек.

Кругом следы панического бегства: большое яблоко в пыли у балкона, кусочки шоколада в фольге, забытая около кувшина с водой массажная щетка на трюмо, которой Нина расчесывала Ане волосы в тот день, когда он увидел ее впервые, и маленький свернутый окровавленный бинтик...

Никита прячет записку в карман и дергает за шнур — наступают сумерки... Какое-то время он неподвижно сидит в темноте — и тут же вспыхивает яркий свет. Это Клим нажал на выключатель.

КЛИМ (тоном экскурсовода — Жанне). Вот почти так же, сто лет назад, за этим самым столом, на этом самом месте, сидел молодой граф в своем безутешном горе... Молодая графиня со словами: "Видеть тебя не хочу!", покинула усадьбу...

НИКИТА (Жанне, небрежно). Привет!

ЖАННА (тоже небрежно). Привет! (Входит в комнату, оглядывается вокруг. Она покорена ее красотой. Осторожно опускается в кресло перед трюмо. Смотрит на себя в зеркало.) Боже, на черта похожа! (Хватает массажную щетку и начинает расчесываться.)

Клим усаживается в кресло, по другую сторону трюмо, так что Никита сидит между ними, в центре. Какое-то время они молчат.

Жанна приводит в порядок свою прическу.

Никита виновато улыбается Жанне и переводит взгляд на Клима.

НИКИТА (жалобно). Друзья мои, находясь в творческом экстазе, я нечаянно пропустил обед. Не найдется ли у вас что-нибудь съедобного? Клим и Жанна выразительно переглядываются.

КЛИМ (скорбно). К сожалению, мой друг, у нас нет ничего, кроме ненавистной тебе жареной курицы.

НИКИТА (с надеждой). Но она еще жива? В смысле, там достаточно осталось?

КЛИМ. Жива еще, жива, целехонька, по чистой случайности!

НИКИТА (вздохнув). В жизни нет ничего случайного...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (заглядывая в комнату на свет и голоса). А Нина где? Уехала?.. Так неожиданно, не попрощалась?

Оглядываясь, медленно подходит к столу, видит папку.

Никита встает навстречу.

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА. Это Ваша рукопись? Если позволите, я хотела бы прочитать. Нина так просила за Вас — и я ей обещала. Может, помогу чем-нибудь... У меня накопились кое-какие связи, ничего другого не накопила, а вот связей...

НИКИТА (растерянно). Да, но я не заслуживаю...

МАРФА АЛЕКСЕЕВНА (живо). А я это не ради Вас, я это ради Бога. (Смотрит на лица молодых людей, в недоуменном молчании глядящих на нее.) Ведь он сейчас смотрит, наверное, на нас и хочет одного – чтобы мы прибавили миру хотя бы самую малость добра...

Ее старческие морщинистые руки принимают рукопись из рук Никиты...

Друзья переглядываются: Никита с Климом, Клим с Жанной...

Потом Никита в зеркале ловит взгляд Жанны и замирает. Сейчас она почему-то напоминает ему Нину в их первую встречу, в тот момент, когда он рассматривал отражение ее лица в зеркале и их взгляды тоже вот так же встретились...

ПАРК. ДЕНЬ.

Идет проливной дождь — нигде ни души. Сквозь серый ливень проступают контуры маленького грациозного дворца...

На экране возникает слово: ЭПИЛОГ.

УЛИЦЫ ГОРОДА. ЗИМА. ДЕНЬ.

Длинная улица-новостройка стандартного города. Идет снег. Вывеска на магазине: "ДОМ КНИГИ".

КНИЖНЫЙ МАГАЗИН.

Камера обходит длинные ряды книг на стеллажах. Натыкается на небольшую книгу в дешевой обложке: НИКИТА ШУВАЛОВ "ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ". Рука продавщицы снимает ее с витрины и кладет на прилавок. Чьи-то руки перелистывают страницы, останавливаются на оглавлении. Потом возвращаются к титульному листу. Слева, на суперобложке, небольшой портрет автора. Рука перелистывает титульный лист.

На чистом белом листе справа — сверху — надпись, набранная мелким шрифтом: "Свою первую книгу с нежностью и благодарностью посвящаю Н.Г.С.". И подпись — "Автор"...

Долгий стоп-кадр на этом посвящении... Ничего не говорящие читателям инициалы, за которыми скрывается тайна одной из тех мимолетных встреч, которые есть, наверное, в жизни каждого...

Москва, 1997 г.
студия «Царьград»

Демина Людмила Валентиновна
дом. 406 - 97 - 83

.

copyright 1999-2002 by «ЕЖЕ» || CAM, homer, shilov || hosted by PHPClub.ru

 
teneta :: голосование
Как вы оцениваете эту работу? Не скажу
1 2-неуд. 3-уд. 4-хор. 5-отл. 6 7
Знали ли вы раньше этого автора? Не скажу
Нет Помню имя Читал(а) Читал(а), нравилось
|| Посмотреть результат, не голосуя
teneta :: обсуждение




Отклик Пародия Рецензия
|| Отклики

Счетчик установлен 28 сентября 2000 - 395