Дубовой Геннадий

НЕКТО В ГОЛОМ

Центр Планирования Семьи. Гинекологическое отделение. Врач-гинеколог Мария Ярина и ее ассистентка Ада абортируют девочку-подростка. Наконец, плод вынут, брошен в прозрачную емкость. Мария наклоняется над абортированной, хочет что-то сказать, но, передумав, отходит к окну. Выждав, когда медсестры уведут девочку, яростно срывает резиновые перчатки.

Мария. Адочка, прикури мне сигарету.

Ада. (удивленно) Что с вами, Мария Осиповна?

Мария. Не спрашивай, сама не знаю. Тошно мне в последнее время, ох как тошно...

Ада. (протягивает зажженную сигарету) Проблемы у Георгия? Снова влип в какую-то передрягу? Я давно вам говорила: эти его журналистские расследования только умножают проблемы. А он все мнит себя борцом за истину и справедливость, этаким рыцарем белым на кобыле розовой...

Мария. Зачем ты так? Ведь знаешь: у меня нет человека ближе, чем он. Проблема во мне. Я все чаще думаю, вправе ли делать то, что делаю. Эти бедные девочки никогда уже не смогут рожать...(Отрешенно оглядывает гинекологическое кресло) Зачем все это?...Зачем...

Ада. Но в этом нет ничего противозаконного.

Мария. Не о человеческих законах я говорю.

Ада. Ого! Этого от вас никак не ожидала! Совесть пробудилась?

Мария. Мне надо разобраться в себе. Скажешь Ирине, что я ушла в отпуск

Ада. (с затаенным сарказмом) Хорошо, Мария Осиповна. Я вас понимаю: такое прежде и со мной бывало...

Дом Мрачковских. Рабочий кабинет. Евгений — писатель — увлеченно стучит по клавишам печатной машинки. По листу ползет текст: «...он вспомнил, что когда-то все это уже видел. Вспомнил старую хронику, где были запечатлены люди в белых халатах. Они восторженно взирали на дело рук своих — собаку с двумя головами. Вот он — первый шаг к бессмертию! Опыт по трансплантации прошел удачно! То, что не сумела создать природа — создал человек! И без всякой помощи свыше!..»

Раздается телефонный звонок. С гримасой досады Евгений отрывается от работы и хватает трубку.

Евгений. Мрачковский. Слушаю!

Телефон-автомат на оживленной улице. Георгий — муж Марии — глядя на коробку у своих ног, срывается на крик.

Георгий. Женя, ты когда в последний раз видел Марию?!

Квартира Мрачковских.

Евгений. (недоуменно глянув на рубку, вновь прикладывает ее к уху) Не кричи, Джордж. Пощади мои барабанные перепонки...

Телефон-автомат.

Георгий. Повоторяю: когда ты видел Марию в последний раз?!

Квартира Мрачковских.

Евгений. Марию? Да год назад, когда вы к нам на Рождество приходили...

Телефон-автомат.

Георгий. (в сердцах едва не пнув коробку) Как — год назад?! Ты что, творец неотмирный, совсем связь с реальностью потерял? Мария постоянно пропадает у твоей Ирины! Я сегодня из командировки приехал, а Машеньки нет, и никто не знает, где она!

Квартира Мрачковских

Евгений. (с сожалением взглянув на печатную машинку, тяжко вздыхает) А я-то здесь при чем? Я Ирину раз в неделю вижу. У меня работа, у нее работа...

Телефон-автомат.

Георгий. Понятно! Толку от тебя никакого! Никуда не уходи! Сейчас слетаю домой и сразу к тебе! Это очень важно! Не уходи!

Квартира Мрачковских.

Евгений. О Господи, да куда же я уйду? Годами, безвылазно, по клавишам стучу...

Оживленная улица. Георгий буквально бросается под колеса такси. Пристроив на заднем сиденье коробку, кричит водителю: «Гони, плачу втрое!» Такси срывается с места. Вслед ему смотрит неестественно-кукольной красоты девочка лет десяти, в полупрозрачном, измятом белом платьице. Губки ее чуть-чуть подкрашены. Подойдя к роскошному авто с распахнутой дверцей, она просовывается вовнутрь.

Водитель. (жуя жвачку) Тебе чего, малышка?

Девочка. (всхлипывая) Дяденька, я заблудилась...Маму потеряла...Дяденька, ты хороший, добрый...Отвези меня домой...

Водитель. (сообразив, с кем имеет дело) А как улица называется, помнишь?

Девочка. Помню, помню...Я не знаю, как на метро ехать...А название помню...Улица Богданова...

Водитель. Ну, это недалеко. Садись.

Авто трогается.

Девочка. (вытерев подолом платья слезы, обнимает водителя за шею) Меня зовут Ника. Дяденька, а ты меня любишь?...

Центр Планирования Семьи. Хранилище крови. Оглядев пробирки с образцами, Ирина Мрачковская — директор Центра — запирает холодильник. Вбегает взволнованная Ада.

Ирина. Неужели Мария объявилась?

Ада. Нет. Там по телевизору Джордж ...Он скоро доберется до нас.

Ирина. Исчезновение Марии нам на руку. Ей ничего не известно. А Георгия надо убрать.

Квартира Мрачковских. Сидя за столом, Евгений удрученно смотрит на заправленный в машинку лист. Телефонный разговор спугнул мысли. Рабочего настроения — как не бывало. Пытаясь сосредоточиться, механически тычет пальцем в клавиши. Ползут строчки:

«..Я как червь прогрызающий лаз
Во все стороны одновременно
Пустоты лишь твердее алмаз
В пустоте лишь грызущее тленно...»

Покинув кабинет, бесцельно слоняется по комнатам. В спальне жены долго смотрит на фотографию: Ирина и Мария в окружении детей. Взгляд Евгения натыкается на покрывало с восточным орнаментом в углу спальни. Он срывает его и брезгливо отшатывается: стоя на задних лапках и упершись передними в прутья клетки, совсем по-человечески — изучающе-пристально, на него взирает обычная серая крыса.

Православный женский монастырь. Войдя в келью, Мария, под строгим взглядом настоятельницы опускается на колени, и долго, не в силах вымолвить ни слова, рыдает. Выждав, когда рыдания утихнут, настоятельница молвит: «Рассказывай, доченька. Не мне рассказывай — Господу».

Двор перед домом Георгия. Держа перед собой коробку, он пинком распахивает дверь подъезда, торопливо поднимается по ступеням. У двери своей квартиры ставит коробку на пол, вставляет ключ в замок.

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской. Ирина и Ада, часто обмениваясь взглядами, стоят перед телевизором. На экране фрагменты новостной программы: таможенники выносят из фургона и вскрывают белые коробки. В них — колбы с зародышами. Возникает лицо репортера — это Георгий. Он комментирует: «Это не первый груз подобного рода. Преступная торговля детьми — даже нерожденными! — процветает. Правоохранительными органами установлено: заказчиками этого...язык не поворачивается сказать «товара»...являются некоторые клиники и фармакологические фирмы так называемых «цивилизованных» стран. Для них наши дети — не люди, не созданья Божии, а сырье для пересадок и женских кремов...»

Пустынный переулок. Тормозит авто, открывается задняя дверь. На тротуар сползает девочка в белом. Авто исчезает за поворотом. Девочка пытается встать, снова падает, ползет на четвереньках к водосточной трубе. В судорожно стиснутом кулачке — пятидолларовая бумажка.

Квартира Мрачковских. Рабочий кабинет. Евгений отключает телефон. Задергивает шторы. Ставит пластинку. Под звуки медитативной музыки опускается в глубокое кресло. Босые ноги покоятся на волчьей шкуре. В руках — толстенный фолиант. Вкрадчиво шелестят страницы с гравюрами ритуальных жертвоприношений. Мутно белеет стопка чистой бумаги подле печатной машинки. На лице писателя — полное блаженство. Он в своем мире. Ему никто не нужен. Босые ступни ласкает волчья шерсть.

Квартира Георгия. Он осторожно открывает коробку и меняется в лице. Внутри — колба с зародышем и записка: «Теперь ты понимаешь, почему я ушла из этого мира. Не ищи, в этом мире меня больше нет. Мария». Георгий падает на стул и, со всей мочи вжимаясь затылком в стену, вправо-влево мотает головой, шепча: «Что ты наделала, что ты наделала...».

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской. Ирина и Ада у телевизора. На экране — Георгий. Звучит комментарий: «Впрочем, для вампиро-терапии транснациональная пересадка органов — день вчерашний. Недавно профессор Мостович поведал о создании лекарств нового поколения, изготовленных из клеток человека. С их помощью болезнь поражается наиболее точно, отсюда и название — «эффект серебряной пули». Взгляните на эти препараты (Георгий демонстрирует перед камерой упаковки с лекарствами. Они помечены словами "Human" и "Fetal" — сделано из человека и эмбриона. Возникает вопрос: откуда их изготовители берут сырье?»

Ирина. Очень хорошо! Молодец, Джордж! Никогда не видела, чтобы приговоренный с таким рвением возводил эшафот для собственной казни!

Ада. Что ты хочешь сказать?

Ирина. Скоро узнаешь. (Смотрит на часы) Позвони Викентию и скажи, что пора действовать. Он все знает. А ты...отправляйся к Марии.

Ада. Думаю, ее не так-то просто будет найти.

Ирина. (усмехаясь) Проще, чем ты думаешь. Я знаю, где она.

Монастырская келья. Обхватив ноги настоятельницы, Мария взахлеб рыдает. Перед образами теплится лампадка. Раздается колокольный перезвон.

Пустынный переулок. Сидя у водосточной трубы, Ника безмолвно пялится в стену дома напротив. В судорожно сжатом кулачке — пятидолларовая бумажка. Из-за поворота возникает некто с кейсом. На первый взгляд — вполне приличный господин. Зыркнув по сторонам, трусит к девочке и злобно картавит: «У-у, шваль подворотная! Нарожали дегенератов — по улице не пройти!». Вырвав из цепких пальчиков девочки купюру, быстро сует ее в карман. Еще раз опасливо зыркнув по сторонам, с размаху бьет носком ботинка в детский живот. Девочка, разинув рот в беззвучном крике, корчится, а некто с кейсом, крякнув от наслаждения, семенит прочь.

Квартира Мрачковских. На столике у кресла Евгения — раскрытый фолиант. Красным подчеркнута строка: «Бог произносит Свое слово в молчании». Змеино шипит игла по доигранной пластинке. Евгений томно шевелит погруженными в волчью шерсть пальцами ног.

Квартира Георгия. Яростный стук в дверь. Георгий еще сильнее вжимает затылок в стену. Скрежет отмычки, глухие удары, треск выбитой двери. В квартиру врываются трое в штатском. Подбежав к коробке, один из них восклицает: «Ага! Вот оно что! Я так и думал!». Ткнув в лицо Георгию раскрытое удостоверение, представляется: «Викентий Снегов. Отдел по особо тяжким!»

Георгий. (не глянув в удостоверение, мотает головой) Что же ты наделала!..

Викентий. Да уж! Набезобразничала жена твоя! Да и ты, надо полагать, не ангел! Наш скандальный тележурналист! А как распинался-то! Пропажа русских детишек западным вампирам! Процветает преступная торговля человеческими органами! А сам-то?! Будь моя воля, я бы тебя в клочья разорвал, ублюдок!..

В квартире обыск. Один из троицы фотографирует «вещдоки», второй, вынув из обнаруженного тайника кипу бумаг, передает их начальнику.

Викентий. (изучая находку) Ну, что я говорил? Я давно догадывался, что здесь нечисто! Да, это скандалище на всю страну! Знаменитый тележурналист — глава подпольного концерна по торговле детьми, абортивным материалом, консервированной кровью. Кстати, (бросает взгляд на часы) стоит полюбоваться этим борцом за права зародышей!

Георгий. (в зрачках его отражается его экранный двойник) Мария...

На экране — здание Центра Планирования Семьи. Пятерня охранника закрывает объектив камеры. Звуки возни, удары, вскрики, мат. Возникает Георгий — со ссадинами и кровавыми потеками на лице. Его комментарий: «Этот Центр создан на деньги американского фармакологического концерна «Quаdronium». Доходы концерна и его российского филиала растут как снежный ком. Перед абортом, точнее жертвоприношением, женщины и девочки-подростки дают такую вот (демонстрирует) расписку: «...настоящим удостоверяю добровольное согласие на стерилизацию и использование тканей моего плода, полученного при бесплатной операции искусственного аборта, для научно-исследовательских целей с возможностью их терапевтического применения...»

Викентий злорадно ухмыляется. Оперативники рыщут по квартире. Георгий тупо таращится на своего экранного двойника.

На экране охраняемое детинами с дубинками здание Центра Планирования Семьи. Перед входом — женщины и девочки-подростки. Комментарий: «Аборты здесь поставлены на поток. Вопрос блюстителям порядка: чем этот Центр лучше ужаснувшего мир Аушвица? Наш ответ: ничем! Ведь давно уже известно: зародыш — живое существо, наделенное душой. В результате ультразвуковых экспериментов установлено: при приближении инструмента для проведения аборта, плод открывает рот — в беззвучном крике. Почему же мы не слышим этих криков? Неужели мы не заметили, как превратились в каннибалов и...»

Квартира Мрачковских. Евгений утопает в кресле, блаженно прикрыв глаза и вытянув ноги. По его босой ступне скользит розовый хвост. Распахнув веки, Евгений издает пронзительно-женский визг и, проворно вспрыгнув на кресло, хватает увесистый фолиант: на пустой волчьей голове восседает невесть как выбравшаяся из заточенья крыса. Пристально-умным оком оглядев человека, она шустренько обследует кабинет, взбирается на печатную машинку, потом соскальзывает на пол и шмыгает в прихожую. Передергиваясь от омерзения, Евгений запирает дверь кабинета, натягивает носки. С брезгливой миной подходит к печатной машинке и, поразмыслив, обливает клавиши одеколоном.

Православный женский монастырь. В храме вечерняя служба. Поставив свечу перед образом Богородицы, Мария под испытывающим взглядом монахинь, опускается на колени. Губы ее шевелятся в беззвучной молитве.

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской. Ирина и Ада перед телевизором. В заключение репортажа, Георгий вопрошает: «А что если торговля так называемым абортивным материалом и торговля детскими органами — дело рук одних и тех же людей, точнее — нелюдей? Мы еще вернемся к этой проблеме и продолжим наше расследование».

Ирина. (глянув на часы) Адочка, тебе пора. Избавь Марию от терзаний совести...

Звонит телефон. Ада берет трубку, внимательно выслушивает. Не сказав ни слова, кладет трубку на рычаг.

Ирина. Викентий?

Ада. (с веселым злорадством) Да. Все в порядке. Дело на взлете. Доказательства — безупречны. Георгий и Мария Ярины наконец-то разоблачены. Скандальный тележурналист и его жена, кандидат медицинских наук, возглавляли преступную корпорацию по торговле детьми — живыми контейнерами с органами для трансплантации. На их счету также отправка абортивного материала и другие, не менее страшные и бесчеловечные деяния...

Ирина. (вынув из сейфа, протягивает Аде футляр причудливой формы) Поторопись. До утра все должно быть решено. Иди!

Квартира Георгия. На экране телевизора — реклама женских прокладок: «Продукция «Рвотнол-Рефлексум» — освобождение от страхов!».

Викентий. (звякнув наручниками) Ну что, господин разоблачитель, не пора ли за решетку? (Толкает журналиста в плечо) Руки, трупоед!

Георгий. (встает, на затылке белое, от извести, пятно) Прокладки...с двойным дном...освобождение от страхов!

Резко дернув Викентия за галстук, Георгий буквально вколачивает его лбом в точности в то место на стене, к коему прижимался затылком. Мастерски бьет ребром ладони по горлу — следователь сползает на пол. На шум вбегают оперативники. Георгий бросается под ноги первому, опрокидывает его и, овладев пистолетом, простреливает лоб второму. Рванув из квартиры, несется по черной лестнице вниз. Вдогон ему звучат выстрелы, топот, проклятья.

Поздний вечер. От здания Центра планирования семьи отъезжает автомобиль. За рулем — Ирина. Включив радиоприемник, она сосредоточенно рулит по оживленным улицам. Голос из динамика:

«Сегодня у нас в студии музыканты мрачно знаменитой группы «СмИрдяковка». Первый вопрос лидеру группы Александру Мокшину:

— Вы неоднократно заявляли, что на личном опыте убедились в существовании сатаны, бесов, вампиров и прочей нечисти. Что значит — личный опыт?

После прочтения романа Евгения Мрачковского «Арсенал утрат и зрелищ» в нами стало твориться что-то совершенно необъяснимое с точки зрения науки...Расскажу об одном случае...».

Поворот в пустынный переулок. Взгляд Ирины привлечен белым комочком у стены. Она останавливает авто, выходит, склоняется над ребенком. Это Ника.

Ирина. Малышка, ты потерялась?

Ника. (всхлипывая) Да. Тетенька, ты меня любишь?

Ирина. Да, маленькая. Люблю. Разве можно не любить детей? Тебя кто-то обидел? Где твой дом?

Ника. Нигде.

Ирина. Когда я была маленькой, у меня тоже не было дома. А теперь — есть. Пойдем. Здесь тебе оставаться нельзя.

Ника. (кривится от боли) Тетенька, только «косяк» я не буду курить, ладно? Я и так никому ничего не скажу. Ладно?..

Ирина. (ведет девочку к авто) Глупенькая! Я не сделаю тебе плохо. Ты просто будешь жить в моем доме. Если, конечно, сама захочешь. У тебя ведь нет мамы? (Девочка отрицательно мотает головой) А теперь — будет. И никто тебя больше не обидит. Ты веришь мне?

Ника. (поспешно) Да!

Усадив девочку на заднее сиденье, Ирина выруливает из переулка. Ника сразу же засыпает. Державшие купюру пальчики ее судорожно сжаты.

Православный женский монастырь. Служба в храме закончена, монахини расходятся по кельям. Служка ведет Марию к невзрачному строеньицу у стены. Сквозь просвет в зарослях за нами внимательно кто-то наблюдает. Это Ада. Присев в высокую траву, она вынимает из футляра кинжал с рукоятью в виде двуглавой крысы.

Квартира Мрачковских. Услыхав щелчок замка входной двери, Евгений кладет телефонную трубку, и выходит в прихожую. На пороге — Ирина и Ника. Затравленно взирая на девочку, крыса забивается в угол, затем прыскает в спальню хозяйки.

Евгений. (проводив крысу удивленным взглядом) Ирочка, сколько раз я тебя просил, не приноси в дом всякую мерзость. И у любви к животным, как у всякой любви, должны быть границы...

Ирина. (с виноватой улыбкой) Познакомься. Это — Ника.

Евгений. (не глянув на девочку) А-а...очередная спасенная? Я не удивлюсь, если вскоре ты прослывешь второй Марией Терезой...

Ирина. (укоряюще) Женечка, не будь таким циником. Когда я слышу от тебя такое, мне кажется, что ты меня осуждаешь за то, что я не способна иметь детей!..

Евгений. (в замешательстве) Прости, любимая! Ради Бога (Ирина болезненно вздрагивает) прости! Что с тобой, плохо себя чувствуешь?

Ирина. Да. Что-то нездоровится мне. Голова кругом. Я приму лекарства и лягу. А ты покорми и уложи малышку...Прости любимый, что отрываю тебя от работы. Завтра я увезу ее...Завтра...

Ирина скрывается за дверью спальни. Евгений смотрит на девочку — обреченно и неприязненно. А она, чувствуя свою ненужность, стыдливо прикрывает ладошкой прореху на платье и выжидательно хлопает кукольными ресничками.

Ника. (пытаясь поймать изворотливый взгляд Евгения) Дяденька, любить меня будешь ты? Да? Только сзади не надо. Ладно?..

Она делает шажок, и Евгений, меняясь в лице, пятится.

Евгений. ( присев на корточки, дрогнувшим голосом) Сколько же тебе лет?

Ника. (беспомощно пожав плечами) Десять. Наверное...

Евгений. (осторожно разжимая кулачок девочки) Не бойся. Здесь тебя никто не обидит. Ты чья?

Ника. (заученно) Мама умерла. Давно. Я ее не помню. А папа...он меня душил. А потом пропал. Убили, наверное...Или в тюрьме...Я не знаю...

Евгений. (подавленно) А где же ты живешь?

Склонив голову набок, Ника безразлично пожимает плечами.

Ухабистая лесная дорога. За автомобилем Георгия неотступно мчит преследователь. Свернув в прогал меж стволами сосен, Георгий, не заглушив мотор, бросается в заросли. За его спиной — треск сучьев, прерывное дыханье, глухой топот. Повторяя все зигзаги беглеца, Викентий на отстает — он уже на расстояньи вытянутой руки...Лесной сумрак озаряется пламенем костра, доносится чей-то смех, треньканье гитары, обрывок песни: «...ах, эти сайлемские ведьмы, лишь накурились анаши; а их менты за эти бредни, жгли во спасение души...».

Споткнувшись о колышек палатки, Георгий падает — на него тут же налетает преследователь. Схватка. Хриплые стоны, выкрики, треск одежд. Оцепенело разинув рты, за ними наблюдают туристы. Лежа на спине, под оседлавшим его противником, Георгий краем глаза выхватывает вздыбленную пирамидой палатку и дико скачущую над ней луну. Вспыхнув петардой, она превращается в звериный оскал: кривые клыки вот-вот сомкнутся на шее журналиста. Он, вмиг стряхнув оцепененье и в последнем усилье выдернув колышек палатки, втыкает его точно в сердце врага.

Православный женский монастырь. Келья Марии. В слабом свете лампадки под киотом, корчатся на полу две тени. Предсмертный хрип. Хвостатая тень скользит к двери. На застрявшую в дверном проеме луну скорбно взирает лик Богородицы.

Лес. Палатка у костра. Выпроставшись из-под мертвеца, Георгий натужно встает. Вместе с перепуганными туристами, безотрывно пялится на застывшее ничком тело.

Парень с гитарой. Т-ты кто?

Георгий. (не сводя глаз с трупа) Ликвидатор нечисти...А ты?

Парень с гитарой. М-мы — муз-зыканты...

Георгий. (сплюнув на ладонь выбитый зуб, рассматривает его и кидает в костер) Вот тебе тема для классической баллады, дарю. Оскал луны превращает жертву в жреца. Кол в сердце зверя, а кровавый зуб в огне. Ритуал исполнен, инициация свершилась...Текст написать, или сам не дурак?

Девушка в браслетах. Ребята, я его узнала! (Георгию) Вы тот самый журналист? Программма «В десятку»?...

Георгий. Еще вчера был им. А кто я теперь — не знаю...

Девушка. Ребята, это же Георгий Ярин!

Парень с гитарой. Нам от этого не легче. (Кивает на мертвеца) Нас теперь по судам затаскают!

Девушка. (Георгию) На вас покушались, да?

Георгий. (размышляя о своем) На вашем месте я бы ни за что не догадывался! (Присев над убитым, оглядывает музыкантов) Кто-нибудь мне поможет? Надо отнести его к машине...(Все, кроме девушки, жмутся к огню) Понятно...

Девушка. Я! Я вам помогу!

Они переворачивают мертвеца на спину и потрясенно вскакивают. Притянутые любопытством, к ним подшагивают музыканты и, с вытянутыми лицами, онемело пятятся, а затем бросаются врассыпную. Убитый — не человек. В свете костра отчетливо видны кривые длинные его клыки, красновато-мерцающие провалы огромных — вполхари — глаз, полумесяцы когтей на покрытых зеленоватой шерстью грабасталках.

Квартира Мрачковских. Евгений суетится на кухне, готовя ужин для маленькой гостьи. Оборачивается на шлепанье босых ног. На пороге — Ника. Она только из ванной: растрепанные мокрые волосы падают на плечики, тело обмотано мохнатым полотенцем. Скорчив наивно — обворожительную гримаску (сразу видно, что ее этому научила старшая и более опытная подруга) Ника сонно лепечет: «Дяденька, я тебе нравлюсь? Не говори «нет» — обижусь» Обнажив исхудалое тельце, полотенце соскальзывает на пол. С губ Евгения отшелушивается улыбка, а в глазах его — стынут жалость и отчаянье.

Лес. Кособокая, обомшелая хижина старицы-отшельницы. Снаружи, за бревенчатыми стенами — вязкий треск сучьев, гулкий топот, нечеловечьи стенанья, посвисты, похрюкиванья. Нечто, победно завывая, кругами носится вокруг хижины и, время от времени, на потолке коряво вспыхивает черная хвостатая тень. Старица, пав на колени, безостановочно шепчет молитвы. Взвизги и топот все громче и четче. И все явственнее прет из них запредельная клокочущая ненависть. Тень на потолке вспыхивает все чаще, как спятивший черный огонь чертова маяка. Все сливается в одном невообразимо-диком, припадочном завихреньи: губы старицы — лики на иконах — корявые вспышки тени — огонек лампадки — выхлесты нечеловечьих воплей — корявые вспышки тени — веер страниц Евангелия — корявые вспышки тени — выхлест воплей — губы старицы — строгие лики на иконах — корявые вспышки, вспышки, вспышки...

Бесовской ор путано бьется в силках подлунного мира и, под ударом монастырского колокола, рассыпается тающим бесчислием лесных шорохов.

В машине. За рулем Георгий. Рядом Рита — девушка с браслетами. Она истерически всхлипывает, в ее трясущихся, сплошь унизанных кольцами пальцах, скачет неприкуренная сигарета.

Георгий. Плачь, плачь...Мне бы тоже надо, да не могу — забыл, как это делается...Да, такой зигзаг предусмотреть не мог никто...Впрочем, это не утешает...

Рита. (всхлипывая) Там...в лесу...кто это...или — что?...Неужели такое бывает?...

Георгий. (вымученно улыбнувшись) Считай, что это было представление с неудачным финалом. Хэппенинг какой-нибудь, карнавал, перформанс или что-то в этом роде...Забудь...Чего только ночью в лесу глухом не почудится...

Рита. (убежденно-отрицательно мотая головой) Я никому не скажу, что вы...вы убили...И все, кто был там, они тоже ничего никому не скажут — я знаю...Но это...это...как будто детские кошмары стали явью...

Георгий. (резко затормозив) Я не знаю, что это. Хоть и начинаю догадываться. Вот только догадки все клиникой попахивают. А психушка-то тюрьмы не слаще... Я отвезу тебя домой и...

Рита. (протестующе колотит воздух руками) Нет! Нет! Нет! Там пусто. Если я останусь в одиночестве — точно свихнусь! (замечает на шее Георгия синяк) Он едва не прокусил вам шею!...

Георгий. (как барабанную палочку прокручивает в пальцах колышек от палатки) Продукция русского леса: кол осиновый — испытано на вампирах!

Рита. (отпрянув) Так это...пра-правда?...

Георгий. Ты где-нибудь встречала негра в эсэсовской форме?

Рита. (недоуменно) Нет. О чем вы?

Георгий. (скроив идиотскую гримаску) А я — встречал. Он знает наизусть «Майн кампф» и поразительно похож на Гиммлера — один к одному, только черный...Как нутро остывшего реактора.

Квартира Мрачковских. Ирина приподнимается на постели, включает лампу, шепчет: «Прощай. Мария!». В изножье постели, радостно попискивая, возится крыса. Облобызав питомицу в нос, Ирина сбрасывает ночную рубашку и грациозно скользит к окну. Обнаженная, замирает в лунном сиянии. Оставляя на ногах, лобке, животе и груди кровоточащие царапины, по ней карабкается крыса. Распахнув окно, Ирина с вожделением обозревает одурманеный луной город.

Лесное озеро близ хижины старицы. Расплескав отраженье огромной луны, нагая Ада погружается в воду. Доплыв до середины, победно оглядывается на тускло мерцающее окно хижины и, заразительно и звонко рассмеявшись, плывет к другому берегу. Вынув из-под коряги одежду, вытряхивает с шипеньем ускользнувших под корягу змей, быстро одевается. Похлопывая по бедру футляром от орудия мести и что-то в нос мурлыкая, идет по редколесью навстречу огромному кругу багровой луны.

Квартира Мрачковских. Детская комната. Свернувшись калачиком, на детской кроватке спит Ника. Она чему-то улыбается, крепко сжимая в кулачке край простыни.

Спальня Евгения. Ему снится двухглавая крыса. Дико отплясывая на клавишах печатной машинки, она пискляво озвучивает возникающие на бумаге строки: «Вот он! Вот он! Полигон нашей боли и нищеты у Арсенала утрат и зрелищ! Надоели всхлипы! Взрыв! Взрыв!» Сиганув вверх и безобразно отклячив в полете зад, крыса выбрызгивает ослепительную струйку, превращая текст в кровавую кляксу...

Раздается телефонный звонок, Евгений слепо нашаривает трубку.

В машине.

Георгий. Женя, ты деньги достал?

Квартира Мрачковских.

Евгений. (глянув в дверной проем на красную в свете зари печатную машинку) Э-э...Какие деньги?

Георгий. (со стоном бессилия косится на Риту) Из снов творческих вынырнул? Проснулся? Слушай меня! Мне нужны деньги! Встречаемся в десять, на нашем месте! Заехать не могу! Все!

Квартира Мрачковских.

Евгений. (зевнув) Джордж, что за спешка? Студия на грани банкро...

В машине.

Георгий. Все объясню потом! Обо мне никому ни полслова! Жди на нашем месте!

Центр Планирования Семьи. Ада отпирает дверь с черного входа. Пройдя по пустым коридорам в хранилище, открывает холодильник с образцами крови. Отхлебнув из пробирки, наполняет кровью шприц и вводит иглу в вену.

Православный женский монастырь. Обойдя кельи сестер, монашенка-будильница замечает распахнутую дверь невзрачного строеньица, где остановилась вчера, принятая в послушницы Мария.

Небо над домами чуть заяснилось. Автомобиль мчит по городу. На одной из улиц — двое воришек суетливо выносят из подъезда белые коробки с компьютерами, грузят их в фургончик. Завидя свидетелей, шмыгают в подворотню. Георгий, ухмыльнувшись, рулит дальше. Вдали над крышами стелется дым. Притормозив у поворота, в раздумье смотрит на пылающее здание.

Рита. Тема для репортажа? «Кто поджег элитный дом»?

Георгий. В котором жил репортер...

Рита. Это из-за тебя?

Георгий. Я манией величия не страдаю. Но после истории в лесу...Как ни подстегивай воображение — все мало...

Рита. (указав взглядом на милиционера) По-моему, нами заинтересовались.

Георгий. (выруливая на проспект) Куда тебя везти?

Рита. Ни-ку-да. Я тебя не брошу!

Георгий. Мне надо найти жену.

Рита. Вместе найдем!

Георгий. Святая простота! Если б знала ты, в каком зловонном я дерьме по самую макушку....Впрочем, упаси тебя Господь от такого знания!

Рита. (с мольбой) Не бросай меня!

Георгий. (крутанув в пальцах колышек) Мы друг друга не видели — никогда...

Квартира Мрачковских. Столовая. Евгений, Ирина и Ника завтракают за круглым столом. Они выглядят как счастливое буржуазное семейство. Евгений заботливо ухаживает за девочкой, и жена его, не подавая виду, наблюдает за происходящим с тайным удовлетворением: очевидно, она давно ждала такой в нем перемены в отношении к детям.

Ирина. (девочке) Как ты спала, малышка?

Ника. (растерянно: по ней видно, что отправляясь с «тетенькой», она ожидала другого — стандартной секс-процедуры) Хорошо...

Ирина. И что тебе снилось?

Ника. (смущенно) Разное...Сначала хорошее, затем — плохое...

Ирина. Расскажи... (Девочка колеблется) Ну, пожалуйста! Знаешь, если рассказать сон, то хорошее сбудется, а плохое — нет.

Ника. (исподлобья бросает стыдливо-вопросительный взгляд на Евгения, что также не укрывается от внимания Ирины) Мне дяденька дал много денег. А я боялась, что их украдут...

Ирина. (с мелькнувшим в голосе злорадством) Ну, а потом что? Говори, дяденька ничего плохого не подумает.

Евгений. (с укором глянув на жену, салфеткой стирает крем с губ девочки) Ирочка, оставь...

Ника. ( с недетским сожалением глядя на свою ладошку) А потом все украли. А дяденька меня бил...(Испуганно-виновато зыркнув на Евгения) Не ты, не ты!

Не замечая пристально-оценивающего взора жены, Евгений подливает в стакан Ники молоко.

Православный женский монастырь. Благовест. Встревоженные монахини сбегаются на зов сестры. Во главе с настоятельницей, пряча друг от дружки глаза, спешат к домику у монастырской ограды. Осенив себя крестным знамением, настоятельница переступает порог. Под дырой в потолке, нелепо раскорячив ноги, застыла ничком Мария. Меж лопаток ее — торчит рукоять кинжала в форме двуглавой крысы.

Телестудия. Редакция новостных программ. У монтажного монитора четверо сотрудников — бригада Георгия. Распахивается дверь, на пороге — директор канала. Рухнув на стул, он нервно теребит антеннку сотового телефона.

Директор. (одной из сотрудниц) Милочка, кофе мне. Покрепче, будь добра. (Подозрительно оглядывает подчиненных ) А вы что, коллеги, не проинформированы?

Телевизионщики встревожено переглядываются и обступают босса.

Леонтий-оператор. Сергей Сергеич, не кормите беса паузами! Что стряслось? Нас в очередной раз банкротят?

Директор. Хуже. Джордж, звезда наша сверхновая, вляпался в такое дерьмо, в такое — дерьмище!

Анна — помощница оператора. Отмоется! Не впервой рыцарю терять кобылу. Дом его сгорел — построим новый.

Директор. (глянув на видеозапись пожара в доме Георгия) Он не звонил?

Эльмира-монтажер. Да что, в конце-концов, случилось?

Директор. (махом вылакав кофе) Даже не знаю, как сказать...Обвинение по нескольким статьям...Торговля детьми и детскими органами, контрабанда, убийство трех сотрудников из отдела по особо тяжким...Доказательства, якобы, неопровержимы...

Людмила. (задыхаясь от возмущения) Вы что, Сергей Сергеич — поверили?! Да это же бред какой-то! Подстава! С больной головы — да на здоровую! Он стольким подонкам насолил, что многие из них готовы нацепить на него всех дохлых собак!

Леонтий. Мама миа! У меня — извилины узлом!...Вы спрашивали — не звонил ли он, значит, его не арестовали?...

Анна. Да не молчите же, Сергей Сергеич!

Директор. (прижав к уху теленькнувший телефон) Да! Что за вопросы? О'кэй. Да информацию оплачиваем. Ого! Так, так...Принято! (Опрокидывает вторую чашку кофе) Леонтий, где женский монастырь, знаешь?

Леонтий. (кивнув) Что там?

Директор. Убийство. По всем признакам — ритуальное. Кстати, это неподалеку от того места в лесу, где ночью убили следователя...Ты теперь вместо Джорджа. Дерзай!

Людмила. Что с Джорджем? Вы не договорили!

Директор. (застонав) Помимо прочего. Обвиняется в...вампиризме! Джабраилова помните? Та же история! Точнее — еще хуже...Джордж, якобы, пил кровь детей...А их органы — через жену, сотрудницу Центра Планирования Семьи — шли на продажу. Центр следователи уже проверили — там все чисто. Как она умудрялась все это проворачивать — пока не ясно...Если, черт нас возьми, хоть одно обвинение подтвердится — канал в дерьме утопят...(Вскакивает) Ясно?!

Анна. (подавленно) И что нам делать теперь?..

Директор. (на грани срыва, скользнув взглядом по коротенькой юбчонке и длинным ногам Анны) Вешаться! Всем! На шнурках от тампаксов!

Разъяренно выбегает вон. Телевизионщики с вытянутыми физиономиями тупо смотрят ему вслед.

Квартира Мрачковских. Детская комната. Евгений застилает кроватку, Ника пытается ему помогать: «Дяденька, я сама умею...».

Евгений. (присев перед ней на корточки) Там на полке книжки. Сказки. Смешные-пресмешные. Ты пока почитай, а потом пойдем гулять. И я дам тебе денежек, и ты купишь все, что захочешь. Ладушки?...

Ника идет к полкам. Вынув книжки, с хитринкой в глазах наблюдает за «дяденькой». Она, столь многое повидавшая в коротенькой своей жизни, явно смущена и обрадована тем, что с ней обращаются как с трехлетним ребенком.

Евгений. (присев на ковер рядом с девочкой, смотрит как она листает страницы, и его, наконец, осеняет) Ника...ты...не умеешь читать?

Ника. (виновато) Я умела. В детдоме учили. А потом забыла...

Евгений. Давай-ка я научу тебя.

Ника. (по-взрослому, обречено вздохнув) Научишь, а потом?..

Евгений. (растеряно) Что — потом?

Ника. (с готовностью прильнув к его груди ) Зря ты кровать застилал, дяденька...

Евгений. (вскакивает) Не называй меня...так!

В дверь детской заглядывает Ирина. Стучит лакированным коготком по часикам: «Малышка, нам пора!».

Центр Планирования Семьи. Гинекологический кабинет. Ада и ее ассистентка Юлия абортируют очередную юнницу. Вынув плод, Ада снимает резиновые перчатки, подходит к окну. Внизу, задрав голову, сидит рыжая псина. Во двор клиники вкатывает милицейская машина. Сотрудники в штатском уверенно шествуют к главному входу. Вслед за ними в здание прошмыгивает пес.

Ада. У нас снова гости.

Юлия. (держа полупрозрачную емкость с зародышем) Стражи порядка?

Ада. Они самые. Я их встречу, а ты быстренько всех оповести.

Юлия. Бегу!

Ада спешит к кабинету директора. Из холла вылетает прерывно-приглушенный лай, хлопок двери, яростная брань. Пропустив гостей в кабинет Ирины, Ада приоткрывает окно: животина, поджав перебитую лапу, поскуливая, бежит прочь.

Следователь. (протянув Аде ордер) Пока мои люди будут производить повторный обыск, мне хотелось бы побеседовать с госпожой Мрачковской. (Кивает подчиненному) Леонид, приступай к делу. (Оперативники выходят) Где она?

Ада. Вам придется подождать. Прошу вас, присаживайтесь. Чай? Кофе? Боржоми?

Православный женский монастырь. Бригада Георгия, а теперь Леонтия — у фургона ТВ, неподалеку от домика, в котором убили Марию.

Леонтий. Кто бы мог подумать...Джордж и...такое...

Людмила. Замолчи, ты...босс суррогатный! Ты что — охренел от увиденного? При чем тут Джордж?! Чтобы он — убил?! Бредятина! Да еще — Машеньку?! Да он...он же пылинки с нее сдувал!...

Леонтий. Те, что с тебя упали?...

Людмила. Подонок! Ты...ты всегда ему завидовал! В любой бред готов поверить, иуда! Душонка червивая!

Леонтий. Не впадай в истерику, милочка...Ты видела рукоять этого тесака?

Людмила. Ну и что?!

Леонтий. (ныряет в фургон, что-то ищет, возвращается) А вот что! Взгляни-ка!

Людмила. (окруженная коллегами листает блокнот) Записи Джорджа...И что я должна увидеть? Ох, мама...

В блокноте несколько раз встречается точное изображение кинжала с рукоятью в виде двуглавой крысы, фигурки монахинь со вздутыми животами, контуры церковных куполов...

Анна. Это еще ни о чем не говорит. Джордж постоянно что-то рисовал. Сжечь, немедленно!

Леонтий. (выхватив блокнот) Черт с два! А если это правда?! Хотите, чтоб нам из-за маньяка жизни перекорежили? Да?!

Людмила, не сумев вернуть «улику», бьет Леонтия по лицу и, рыдая, убегает. Издали за происходящим наблюдают монахини.

Квартира Мрачковских. Ирина ведет Нику к входной двери.

Евгений. (растерянно) По...погоди. Куда ты ее ведешь? Зачем?

Ирина. (удивленно) В Центр, куда же еще? Если она сирота, подыщем достойных родителей...

Евгений. (отослав девочку в детскую) А мы...недостойны? Ты ведь хотела дочь?

Ирина. (дрогнувшим голосом) Женечка, любимый...А если ты передумаешь? Что тогда? Я приводила в дом столько детей...Все ждала, что когда-нибудь ты это скажешь. А сейчас...даже не знаю...и радости нет...только страх...Ведь ребенок не игрушка...А как же твой роман? Над ним еще работать и работать...Что будет с девочкой, если твои отцовские чувства схлынут также быстро, как и возникли?...Ты не подумал об этом?...Я ведь каждый извивчик твоего характера знаю...Увлекаешься, потом остываешь...

Евгений. (убежденно) Ника останется у нас. Даже если окажется, что родители ее живы. Все. Иди оформляй документы, или что там в таких случаях требуется.

Ирина. (заплакав) Если бы ты знал, как давно я этого ждала...Может быть, все-таки, мы спросим ее согласия?..

Евгений. (обнимает жену) Не надо ее спрашивать. Она и так все понимает...Я знаю, что она скажет, если спросим...

Ирина. (встревожено) Что?

Евгений. (детским голосом) А бить будете?...

Стерев с лица потоки туши, Ирина целует мужа и открывает дверь.

Евгений. (в спину) Ах, черт! Совсем позабыл! Мне нужны деньги.

Ирина. (роясь в сумочке) Сколько?

Евгений. Много. Все, что у нас есть.

Ирина. (поразмыслив, протягивает ключ) Хорошо, потом объяснишь. В сейфе возьми.

Оживленная улица. Припарковав автомобиль, Георгий (он в черных очках), спешит к телефонной будке. Настороженно озираясь, набирает номер.

Опушка леса. Вдали, над кронами деревьев, поблескивают луковки монастырского храма. Автофургон ТВ останавливается рядом с милицейскими машинами. Телевизионщики спешат на место ночного происшествия. У палатки, вокруг обугленного до неузнаваемости трупа, снуют оперативники. Среди собранных «вещдоков» — зажигалка с инициалами Георгия Ярина. Воскликнув: «Ну, что я вам говорил?» — Леонтий снимает крупным планом.

Анна. (на ухо Людмиле) Да, за Джорджа взялись всерьез...Знать бы — кто?

Людмила. (примагниченно взирая на обугленные останки) Зажигалку — подбросили. Это все обман, обман, обман...

Леонтий. (весело) Эй, девы потрясенные! Остолбенели?! Трупов никогда не видели? Берите интервью!

Анна направляется к оперативникам, а Людмила потеряно убредает в заросли. За ее спиной слышен раздраженный голос Леонтия: «Да черт с ней! Сейчас не до истерик! Пусть погуляет, остынет!»

Квартира Мрачковских. Опустив трубку телефона на рычаг, Евгений, рассовывает по карманам пачки купюр. Посмотрев на машинку, хватает ручку, дабы внести поправку в напечатанный вчера текст и...недоуменно моргая, застывает у письменного стола: лист — девственно бел.

Оживленная улица. Телефон-автомат.

Георгий. Сережа?

Телестудия. Кабинет директора канала.

Директор. Джордж?! Ты — где?!

Телефон-автомат.

Георгий. Неважно. Мне нужны документы. На чужое имя. И как можно скорее.

Телестудия.

Директор. Все понял! Сделаю! Слушай: у меня есть связи в МВД, есть друг — адвокат, мы вытащим тебя из этого дерьма. Надо встретиться.

Телефон-автомат.

Георгий. Спасибо тебе. Но это все потом. Сначала разыщу Марию. Я уверен: ее похитили!

Телестудия.

Директор. (косится на экран: из кельи выносят тело Марии) Ты...разве ты еще не знаешь?...Она...

Телефон-автомат.

Георгий. Что?! Что — она?! Что с ней?!

Телестудия.

Директор. Она...убита. В монастыре. Судя по всему, убийство ритуальное. Ну, а подозревают...

Телефон-автомат.

Георгий. Меня?! (Сняв очки, рукавом стирает слезы) Я понял, понял...В каком она морге?..

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской.

Следователь. Прошу прощения (целует Ирине руку) за доставленные вам неприятности. Этот телевампир нам все карты спутал. А жену его уже постигла заслуженная кара.

Ирина. Не говорите так, Борис Сергеевич! Я уверена: она ни в чем не виновата! Я хорошо знала Марию... И она не раз жаловалась на этого выродка, приходила на работу в синяках...Ведь это он настоял, чтоб она работала у нас...Я только теперь поняла, как он хотел ее использовать...(Срывается) Накажите этого выродка, накажите!

Следователь. Да. Это действительно выродок. На его счету сотни, если не тысячи детских жизней...расправа с женой, убийство наших сотрудников, поджег дома...Обещаю вам: я найду его...И умрет он в муках страшных...

Следователь уходит. Звонит телефон. Ирина поднимает трубку: «Улица Богданова? Умница, не теряй его из виду».

Супермаркет. Отдел детской одежды. К посетителям — Евгению и Нике подходит девица. С мелькнувшим в глазах недоуменьем, споро оглядев дорогой костюм мужчины и старенькое, неказистое платье девочки, бодро сообщает: «Здравствуйте, рада видеть вас в нашем магазине. Я — Алина Белкина — консультант отдела. Чем я могу помочь вам и вашей очаровательной малышке?».

Евгений. Будьте добры, все самое лучшее и дорогое.

Консультант. (берет Нику за руку) Пойдем малышка. Сейчас ты станешь принцессой.

Растерянно оглядываясь на Евгения, девочка следует в примерочную кабинку.

Лес. Хижина старицы. Людмила украдкой заглядывает в окошко. С потемнелой от времени иконки, на нее скорбно и строго взирает Богородица. Осторожненько приоткрыв дверь, Людмила с девчоночьим любопытством оглядывает обитель и, не решаясь войти, опускается на порожек. Из монастыря долетает колокольный звон.

Больничные корпуса. Из здания морга выходит группа людей. Это судмедэксперты. В руках у одного из них — полиэтиленовый пакет с орудием ритуального убийства. Усевшись в черный автомобиль, они уезжают. Ада спускается в морг. Замирает в углу за шкафчиком с препаратами.

В прозекторскую, крадучись, входит некто в кожаной куртке и черных очках. Подойдя к обнаженному трупу Марии, скользит рукой по ее груди, животу, промежности. Торопливо расстегнув второй рукой штаны, сладострастно похрюкивая, мастурбирует со скоростью пущенного вразнос механизма.

Ада. ( в ухо некрофилу) И чем ты лучше меня, Джордж?

Застигнутый врасплох, некто с воплем ужаса подскакивает так, что слетают очки и, в расширенных зрачках его, мелькает отраженье Ады: «Бо...! Бо...! Боже-еее!!!»

Судорожно охватив рукоять воткнутого в грудь тесака, Некто брякается на цементный пол. Ада брезгливо сощелкивает со своего колена каплю спермы, наклоняется над жертвой и...только теперь замечает: убитый поразительно похож на Георгия, но это-не он. Это тот самый человек с кейсом — укравший деньги у Ники. В его навечно сжатом кулаке — посиневший, увядший член...

Презрительно оглядев труп, Ада шагает к выходу и...нос к носу сталкивается с тем, кого искала...

...Клыки железно лязгают в миллиметре от шеи журналиста, а тело Ады — вмиг покрывшись зеленоватой шерстью — томительно долго оседает на пол.

Георгий. (с хрустом провернув колышек) Сделай паузу — нырни в Стикс...

У входа в супермаркет. Ника прижимает к груди огромный белый пакет с покупками. Евгений мастерски пародирует повадки и голос продавщицы: «Ах, ах! Ваша малышка — просто чудо! Куколка! Принцесса! Уверяю вас: она будет победительницей всех конкурсов красоты! Ах, вам невероятно повезло, что у вас такая...такая...ах, нет слов для ее красоты...дочь...Я буду просто счастлива снова увидеть вас в нашем магазине...».

Пристально глядя в глаза Евгению, Ника робко спрашивает: «Ты...правда меня не бросишь?».

Евгений. (целуя девичью ладошку) Ни-ког-да...

Музыкальная студия. Стены ее — почти сплошь покрыты сатанинской символикой. Музыканты — свидетели ночного убийства у костра — репетируют. Лихо крутанув в пальцах барабанные палочки, ударник завершает композицию витиевато-изощреной дробью.

Александр. (жадно хлещет пепси) Люто нас... вчера...на глюки...пробило...Такой натуральный...вурдалачище... привиделся. Я потом по лесу шустрил так, что язык за спиной трепыхался, аки красный стяг, рвущего в атаку коммуняки...У-фф! До сих пор мороз в мозгу!

Бас-гитарист. Вурдалак — дело безобидное, галлюцинация беззубая...А вот убийство мента — дело реальное...В прошлом году, как вы помните, двое дебилов, наслушавшись наших песен, перегрызли глотки подружкам...Помните? Газетчики нас тогда затрахали. А сегодня по тиви мигнула информулька: в монастыре — ритуальное убийство...

Барабанщик. (вертит палочками) Ну и что?

Бас-гитарист. (барабанщику) Ты, Бубен, жри поменьше «дряни» — соображалка скиснет. Монастырь — он где? А рядышком с местечком, где мы ночью топырились. Что менты подумают, а? А вот что: сатанисты обдолбанные, то бишь мы, в наркотическом угаре приносили жертву Вельзевулу мрак Инфернову — монахиню и следователя. Кстати, выяснилось, что следователь этот был нашим поклонником. Навесят нам на рога эту версию — хер стряхнешь. А улики, как всегда, найдутся...

Александр. (бас-гитаристу) У тебя, Жила, воображение буйное, а с логикой — голяк слизкий. Монахиня — бывшая жена Джорджа Ярина. Это тот журналюга, который на наших глазах мента проткнул. А перед тем, еще нескольких в ад отправил. Так что, Жила, не стращай нас грешных. Мы, в худшем случае — свидетели...

Барабанщик. (испуганно) Э-э! Дети тьмы! А где Ритка? А-а?..Мы вчера дернули, а она с журналюгой осталась...(Александр и барабанщик загнанно переглядываются) А если он и ее (тычет концом палочки в барабан) в андеграунд вечный...спровадил...

Александр. Я позвоню ей. (Дергает ручку двери) Какой мудила нас запер?

Стены студии озаряет желто-багровая огненная вспышка. Услыхав за спиной трескучий гул и, в полсекунды сообразив, что случилось, Александр яростно ломится в дверь. А на красной от пожара стене бесом скачет огромная тень машущего палочками барабанщика...

Уличное кафе. За столиком Евгений и Ника. Рядом, на стульчике — большой белый пакет. Новое, серебристо-голубое платье Ники подобрано с безукоризненным вкусом и как нельзя ей к лицу. Наслаждаясь своей привлекательностью, она с хищно-цепким вниманьем отмечает восхищенные улыбки прохожих и украдчиво-влюбленные взоры Евгения. Движенья ее томно-грациозны, выверенно-кокетливы, чуть высокомерны....

Ника. (потягивая через соломинку коктейль, с лукавинкой в глазах) Я — красивая?...

Евгений. Очень. Самая красивая. Лучше всех.

Ника. Лучше кого?

Евгений. Тебя и сравнивать не с кем...

Ника. (оценив Евгения у кого-то позаимствованным взглядом опытной кокотки) Я теперь — твоя? Ты меня купил?

Евгений. Не говори так! Я же просил тебя! Просил! Я очень хочу, чтобы ты называла меня отцом. Ты теперь — моя дочь...Понимаешь?

Ника. (виновато) Правда?

Евгений. Правда. Что мне сделать, чтоб ты мне поверила?

Ника. Дай денег! (Лицо Евгения — как после удара) Нет-нет, я не убегу. Просто...Пока у меня деньги — ты меня не бросишь...Я знаю!

Больничные корпуса. Здание морга. Вход в прозекторскую. Следственная группа осматривает покрытый зеленоватой шерстью труп.

Следователь (тот, что допрашивал Ирину). Ни слова. Ни намека. Ни-ко-му...(Помощнику) Леонид, возьми подписку о неразглашении у всех, кто видел...это.

Леонид. Будет сделано, Борис Сергеевич!

Следователь. Пронюхают журналисты — отвечаете головой.

Леонид. (скосив глаза на труп) А это — в нашу лабораторию?

Следователь. Да. В холодильник. До лучших времен...

У входа в морг следователя поджидают телевизионщики. Омоновцы, закрывая пятернями объективы камер, оттесняют ловцов сенсаций к фургону ТВ.

Лес. Часто оглядываясь на хижину старицы, Людмила понуро бредет к озеру. Раздевается. Входит в воду. Плывет.

Центр Планирования Семьи. С ненавистью на лице Ирина медленно кладет телефонную трубку, закрывает глаза. Стук в дверь.

Ирина. Входи, Юличка.

Юлия. Ирина Вадимовна, звонила...

Ирина. Я знаю. Не ожидала я от него такой прыти...

Юлия. (робко) Может...оставить его в покое? Ведь все равно найдут, и все спишут на него и Марию...

Ирина. Нет. Это слишком просто. Устроим ему испытание. Выдержит — станет одним из нас. Не выдержит — в могилу.

Юлия. Я поняла.

Ирина. Умница! Действуй!

Юлия. (скалится) Я — не Ада, я — справлюсь.

Ирина. ( указывает пальчиком на дверь) Иди.

Чердак старого дома. Затачивая кол, Георгий поглядывает в оконце на скверик. К скамейке подходят двое: Евгений и Ника. Георгий направляется к лестнице. На площадке второго этажа наталкивается на девушку. Сидя у замызганной стены, она с ужасом глядит на свою нелепо вывернутую ногу и хнычет.

Георгий. Что с вами?

Девушка (это Юлия) Споткнулась. Хорошо, если не перелом...

Георгий. Где вы живете? (Девушка указывает пальцем на дверь квартиры пролетом выше) Дома кто-нибудь есть?

Девушка. ( всхлипывая) Нет...Я одинока...

Георгий. (не усмотрев в пострадавшей ничего подозрительного, решается помочь) Вы позволите?

Девушка. Не знаю, как и благодарить вас...

...едва успев отпрянуть от щелкнувших у его горла клыков, Георгий с мокрым хрустом втыкает в нее кол, и восклицает: «Осиновый. Захлебнись со вкусом!»

Больничные корпуса. На крыше морга, с камерой в руках, ожидая момента выноса тела, затаился Леонтий. Внизу, направляемые Леонидом, оперативники тащат накрытые простыней носилки.

Вынырнув из-за угла, Анна (в белом халате, с пробирками в прижатом к груди ящичке) будто бы споткнувшись, хватается за край простыни.

Ловя объективом тело монстра, Леонтий восторженно шепчет: «Мама миа! Вот это сенсация!» —

Грубо оттолкнув Анну, Леонид рявкает: «Что ты там увидела?! Что?!»

«Да я увидеть-то ничего не успела!!! Хлоп — и радуга в глазах — отупело моргая, лепечет в оправданье «медсестра». — Жмурик небось какой-то...На кой ляд он мне?»

Лесное озеро. Людмила выходит из воды. Дрожа от холода, убежденно шепчет: «Это не он, не он, не он...Я знаю, знаю, знаю: он не мог такое сделать, не мог...». Внезапно вздрогнув и с воплем вспрыгнув на валун, поджимает ногу: под корягу, с трескучим шелестом ускользает змея. За спиной оцепенелой Людмилы — треск сучьев, топот, нарастающе-прерывное дыханье.

Скверик. Рядом с пустой цементной чашей фонтана. Провожая тревожным взглядом Евгения, Георгий сует в карман куртки осколок зеркала.

Ника. (игриво) Дяденька, а я тебя по телевизору видела...

Георгий. Я тебя тоже видел. На улице. И еще кое-где...(Строго оглядывет девочку) С дя-де-нь-ка-ми в машине на заднем сиденьи...

Ника. (стыдливо одернув юбку, кивает в сторону уходящего Евгения) Не говори ему!

Георгий. Так-то лучше!

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской. Ирина взбалтывает в пробирке кровь и, с наслаждением, смакуя, пьет. За спиной ее мигает телевизор. На экране — репортаж о пожаре в музыкальной студии. Мелькают кадры: пожарники заливают огорелые гитары, колоники, черный остов барабанной установки. Следователь (тот, что допрашивал Ирину), выуживает из груды оплавленного хлама сатанинский крест. Голос комментатора: "К счастью обошлось без жертв. Музыканты скандально известной группы "CмИрдяковка" отделались испугом и легкими ожогами. Но на этом их неприятности не закончились. Их подозревают в соучастии в ритуальных убийствах..." Мелькают кадры: ожоговые волдыри на руках барабанщика, растерянная физия бас-гитариста, затравленно-злобный оскал Александра...

...Сладко причмокнув, Ирина запрокидывает голову: с края пробирки срывается подсеченная в полете кончиком языка капля крови.

Телестудия. Влетев в операторскую, взъерошенно-возбужденный Леонтий сует Эльмире кассету, бросает взгляд на часы, победно орет: "До конца выпуска успеем! Давай — в прямой эфир!".

На экране возникает лицо Анны. Комментарий: "Сейчас вы первыми увидите кадры, которые способны вызвать шок. Настоятельно просим вас увести от экранов ваших телевизоров детей и подростков! Нечисть, память о которой тысячелетиями жила в мифах, сказках и преданиях — оказалась страшной реальностью. Она рядом с нами, вокруг нас! Пусть скептики не подумают, что запечатленное нами существо — муляж, очередной розыгрыш в духе пресловутого снежного человека. Доказательство тому — в судебно-медицинской лаборатории городского Управления внутренних дел. Ученые и общественность обязаны знать: с кем или с чем мы имеем дело? Кто он — монстр, которого вы сейчас увидите — продукт неведомой мутации или порождение инфернального мира?"

Отмахиваясь от встревоженно-изумленных коллег, Леонтий жадно пялится на экран. Мельтешат кадры любительской видеозаписи: на заставленном бутылками столе, сдирая с себя платье, отплясывает Анна. Между ее раскоряченными ногами возникает, похотливо гримасничая, пьяная физиономия Леонтия. На заднем плане — в долгом поцелуе застыли полуголые Георгий и Людмила, а вдрызг хмельной Сергей Сергеич, размахивая над их головами звенящим будильником, в диком вопле кляксит рот...

На экране — рябь...

Леонтий. (почуяв на плече ладонь, очумело озирается) Я...я...все объясню...

Директор. (в его трясущихся от бешенствта пальцах прыгает на шнурке тампакс) Вешайся! Крючок в клозете!

Скверик. В пустой цементной чаше фонтана играет Ника.

Георгий. (сует в карманы принесенные другом деньги; кивает на девочку) Ирина привела?

Евгений. (опасливо) Да. А что?

Георгий. Ничего...Ты мне не поверил?

Евгений. Джордж, не пугай меня! Ты сам-то веришь в то, что сказал? (Испуганно оглядывается на Нику) Ирина — вампир! Пьет кровь детей, торгует их органами, а на тебя и Марию все хочет свалить?! Я, конечно, все понимаю: убийство Марии, эти нелепые обвинения против тебя...Но, нельзя же так распускаться...Слушай, у меня есть хороший знакомый, психотерапевт-виртуоз...Джордж, пойдем к нему?..

Георгий. Я не раз делал репортажи о беспризорниках. Пытался проследить их судьбы. Многие попадали в приют при созданном Ириной Центре Планирования Семьи. Некоторые из них бесследно исчезали. В приюте это объясняли просто: неисправимые бродяжки, их не удержишь, сбегают...Остальным находили родителей на Западе...

Евгений. Ну и что?! Пусть деградируют и умирают, лишь бы на Родине?

Георгий. (глядя на Нику) Я побывал во многих так называемых приемных семьях. Оказавшись там, дети вскоре, якобы, заболевали и умирали...По документам все чисто... А детей нет — только надгробия, надгробия, надгробия — по всему миру...Усыновление — просто прикрытие. Дети — живые контейнеры для перевозки "пересадочного материала". Когда я стал копать поглубже — вся эта канитель и началась...

Евгений. А Мария?

Георгий. Уверен: она и не подозревала об этом. Здесь другая история...Просто не смогла больше убивать нерожденных, да калечить таких как Ника...Это моя вина: я-то ведь тоже раньше думал так: лучше аборт, чем никому не нужная жизнь...А ненужных жизней не бывает...Слишком поздно я уразумел это...

Евгений. Ага, Ирина, значит, чудовище, а ты — ангел...Ты сказал, что в подъезде убитый тобой вампир — я сходил, посмотрел: там — пусто...Кстати, почему ты разрешил мне туда пойти? Почему вампиры, которые по твоему убеждению следят за нами, не тронули меня?...Джордж, пойми меня правильно: тебе нужно к врачу...

Георгий. Ирина десять лет тебя не трогает...Зачем-то ты ей нужен. Вот только не пойму — зачем?

Берег лесного озера. К Людмиле, запыхавшись, подбегает человек блеклой наружности с лукошком для грибов.

Грибник. (на ходу) Так я и думал! Треклятое место!

Людмила. Осторожно, змеи!

Грибник. Да я-то знаю! (Берет Людмилу на руки) Голова кружится?

Людмила. (в испуге) Немножко...Я не умру?

Грибник. (с ухмылкой) Размечталась!

Он споро перносит укушенную в безопасное место, кутает в плащ, устраивает под деревом. Перетянув ногу жгутом, высасывает из ранки зараженную кровь.

Людмила. Вы...не боитесь?

Грибник. (облизываясь) Не впервой. Много вас, бедолаг, попадается...

Закончив процедеру дает Людмиле отхлебнуть из фляжки. Ей заметно легче: на щеках проступает румянец, в глазах — осмысленность.

Людмила. Кто вы?

Грибник. (впивается взглядом в шею "спасенной") Брат твой...

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской.

Ирина. (по селектору) Майечка, зайди ко мне.

Майя. (с порога, смахивая слезы) Я здесь, Ирина Вадимовна.

Ирина. Не плачь, сестричка. Мне тоже больно. Я всех вас люблю: и Викентия, и Аду, и Юличку...И тебя...И никого больше не стану подвергать опасности. Иди сюда! (Поцеловава Майю, усаживает ее на свое место) Остаешься вместо меня. Что делать — знаешь. Недооценила этого журналистика — я. И займусь им — я.

Майя. (вскочив) Нет!

Ирина. (властным жестом приказав сесть) Да!

Загородное шоссе. На огромной скорости летит микроавтобус. В нем — Леонид и один из оперативников. Они везут труп Ады.

Леонид. (со стоном хватаеся за сердце) О, черт! Как не вовремя!

Оперативник. (водителю) Антон, тормози!

Микроавтобус съезжает на обочину. Коллега помогает Леониду выбраться, отводит за деревья. Оттуда долетает приглушенный вскрик.. Выскочив наружу, водитель передергивает затвор пистолета...

...Леонид и оперативник медленно идут назад. Они неестественно спокойны; что-то в них изменилось — неуловимо и пугающе...

Леонид. (водителю) Что с тобой, брат? Опусти ствол...

Водитель. (замечает на шее оперативника след укуса) Не подходи!

Леонид. (с обезоруживающе-невинной улыбкой) А если подойду?

Он делает шаг и, водитель, обеими руками сжав пистолет, разряжает в него всю обойму. Оперативник, скучая, наблюдает; Леонид уже в трех шагах от машины. Перезарядив пистолет, ополоумевший водитель стреляет снова — в голову. Спустя секунду, бесформенное месиво вновь обретает обычные очертанья. Леонид, сплюнув пули на ладонь и подкинув их в воздух, резюмирует: "Жестокий ты, брат. Ничем не лучше нас..."

Авторемонтные мастерские. Визжат точильные станки, скрипят лебедки, снуют работяги. Георгий проходит в дальний конец помещения. Стучит в неприметную дверку.

Георгий. (скользнув в щель) Темно тут у тебя, как...

Голос в темноте. ...как в жоппа у ниггер...Правильна?

Георгий. Нахватался, колдун подпольный! Включи свет!

Слышен подавленный смешок, шлепанье ног, щелчок выключателя. Подвал обволакивает пыльно-желтая муть. Под тусклой лампочкой стоит поразительно похожий на главу СС негр в пенсне и в затасканном эсэсовском френче — это все его одеянье.

Георгий. Хай, Гиммлер!

Гиммлер. Хай, Джордж!

Георгий. Сделал?

Гиммлер. Если не я — то кто?...Так говаривал иудэйска мудрец?

Георгий. (оглядывая кипы книг) Тебя с какого курса выгнали?

Гиммлер. (возмущенно жестикулируя) Меня выгнал? Меня никто не выгнал! Это я их из свой голова выгнал! Они не понял мой концепт! В дурка меня садил! Они дурка, не я дурка!

Георгий. (отмахиваясь) Ладно, уймись. Гений ты наш, кандидат наук оккультных. Скрытый от мира, как...

Гиммлер. (скалится) ...как черная алмаза в прямой кишка, правильна?

Георгий. И какой тебе поставили диагноз?

Гиммлер. (зевнув) Паранойя...С больной голова на здоровый...

Георгий. Ясно. Давай машинку.

Гиммлер. (ныряет в какой-то неприметный в стене лаз, через секунду выныривает с АКМ-ом) Бери, Джордж. Больше не приходи...

Георгий. (выщелкнув из рожка патроны, разглядывает пули) Серебро чистое?

Гиммлер. (корчит обиженную гримасу, вынимает из кармана ложку) Столовый набора. Старый-старый, чистый-чистый.

Георгий. Поможешь мне?

Гиммлер. (глядя поверх пенсне, с безупречным выговором) Нет, светлоликий мой брат. Я знаю силу крови, я знаю свою слабость. Я — тихий сумасшедший и хочу сохранить свои сумасшедшие мозги. Я хочу уехать домой, здесь я умираю...Путь Марии — путь ребенка. Пусть ребенок отдаст отцу кровь и идет по этому пути. Свернет — никакое серебро не поможет.

Георгий. (обескураженно) Какой ребенок? Ты говоришь о ком?

Гиммлер. (гримасничая) Волка боялся — лес не смотрел. В хижина к старуха не ходил. Вурдалака ловил — в дурка сидел. В дурка попадай — санитар злой. Палкой голова стучит — как я станешь...Правильна?...

Квартира Мрачковских. Детская. На кровати аккуратно разложены покупки. Ника в новом платье кружит по комнате.

Евгений. (на пороге) Какая ты красавица!

Ника. А зеркало где?

Евгений. (хмурится) Сейчас принесу, погоди.

Сняв со стены ванной зеркало, идет в спальню жены — к клетке. В зеркале — отраженье двуглавой крысы...

Ника. (требовательно ухватив Евгения за руку) Я тебя жду, а ты...

Почуяв девочку, крыса мечется в своем узилище с отвратительным визгом.

Евгений. (вновь ошалело смотрит в зеркало: голова у крысы — одна) По-моему, она тебя боится...

Ника. (с отвращеньем) Фу, мерзость какая! В детдоме они всех кусали! А меня боялись! Я их так ненавидела!

Евгений. (уводит "дочь" в детскую) А из детдома ты сбежала?

Ника. Ты бы тоже сбежал! Воспитательница знаешь, как наказывала? В машинке стиральной меня вертела, в холодной воде! А потом бегать заставляла — пока не обсохну! Хуже крысы она!

Двор перед судебно-медицинской лабораторией УВД. Из черного лимузина вылезает грузный генерал милиции. Пожимает руку Следователю, ухмыляется: "Одного вампира я уже видел — по телевизору. Давай-ка посмотрим твоего..."

Следователь. На пленке их не увидеть. Как и в зеркале.

Генерал. (на миг задержав изучающий взгляд на подчиненном, вздыхает) Не пугай меня, Борис. Хорошие следователи на дороге не валяются...

Следователь. Понимаю вас, Арсений Петрович. Но сейчас вы увидите, что я вас потревожил не зря.

Они идут по длинному коридору, спускаются в морг, застывают перед накрытым простыней трупом.

Следователь. (резко сдернув простыню) Взгляните! Ну, каково впечатленьице?

Генерал. (багровея от бешенства) Весь покрытый зеленью, абсолютно весь! И зенки красные в полхари!...

...с нечеловеческим усилием отодрав взгляд от человека в кожаной куртке, сжавшего в кулаке свой член, следователь, хищно зарычав, хватает за грудки и яростно трясет Леонида: "Где?! Тот...настоящий — где?!"

Леонид, оперативник и водитель с мольбой и непониманием глазеют на генерала и тот, опустив ладонь на плечо Следователя, веско заключает: "Рапорт на стол — и к психиатру!"

Приют при Центре Планирования Семьи. Игральный зал. На пороге возникает Ирина, на нее устремлено множество детских глаз — в них вопрос и ожидание. Мальчики и девочки — в одинаковых одежках — точно заключенные.

Ирина. (всматриваясь в детские лица) Где Смеянов?

Воспитательница. Как всегда. Наказан.

Ирина. Что на этот раз?

Воспитательница. Все то же. Заставлял девочек снимать трусики. Кусал. Колол иглой. Вот, взгляните...

Подозвав девочку, воспитательница велит ей припустить трусики: на ягодице — красные точки от иглы и следы зубов.

Ирина. (отсылает девочку к подружкам) Иди, малышка. Никто больше тебя не обидит. (Воспитательнице) Придется перевести его в другое место.

Проводив Ирину разочарованным взглядом, дети продолжают играть — в абсолютной, вязкой, неотступной тишине...

...В прачечной, на груде грязного белья спит мальчик. Разбуженный прикосновением, вскакивает, отбегает в угол и, выставив перед собой шприц, с ненавистью изучает лицо Ирины.

Мальчик. (брызгая слюной) Я их не трогал, не кусал! Обман! Дуры они, девки. В воспитательниц так играют, уколы делают. Кусаются. А на меня валят! Обман!

Ирина. (надвигаясь на жертву) Нет, не обман. Я же знаю. Разве можно обижать девочек, а? А если я тебя укушу?

Мальчик. (свирепо втыкает иглу в живот Ирины) В гробу кусаться будешь!

Оглушительно-звонко захохотав, Ирина разевает клыкастую пасть.

А мальчик, истошно вопя, комом трясучего ужаса забивается в угол.

В замочную скважину за происходящем в прачечной наблюдает воспитательница. Услыхав детский визг, она сладострастно закатывает глаза и, тиская груди, в оргазме сползает по стене.

Квартира Людмилы. В ажурном эротическом белье она возлежит на кровати, накрыв ладонью телефон. Раздается звонок.

Людмила. (чуть помедлив) Слушаю...(На том конце провода — молчание) Джордж, ты?! Наконец-то! Джордж, родной мой, я им не верю! Я знаю тебя, знаю! И люблю! А остальные скоты...Они тебя предали! Леонтия назначили на твое место — и я сбежала! Да не молчи ты! Ах, да...Я понимаю, теперь ты и мне не веришь...Но знай: я с тобой, что бы ни случилось! Если нужно — приходи. Об этой квартире никто не знает, номер телефона — только у тебя. Я знала: ты позвонишь...Я буду ждать сколько нужно, хоть всю жизнь! Приходи! Слышишь?! Приходи...

Телефон-автомат. Повесив трубку, Георгий, раздумчиво оглядывает прохожих.

Милицейский участок. Размахивая дубинкой, сержант загоняет музыкантов в камеру. Капитан — дежурный по отделению, лениво позвякивая связкой ключей, с ехидной усмешечькой комментирует: «Насчет прав личности вам Копыто объяснит...Мало не покажется!...»

Сержант. (захлопнув за арестантами дверь) Надо бы Копыте презервативчиков подкинуть...Как-никак сатанисты-наркоманы-извращенцы...Вдруг Копыто СПИД подхватит?

Капитан. (проворачивая ключ в замке) Чем скорее они все передохнут, тем лучше — грязи меньше будет. Уяснил?

Сержант. Так точно, уяснил. Но...Копыто — ценный раскольщик, пригодится еще...

Капитан. (через плечо) Не твоя забота. Ты дубинкой колоти, да помалкивай. Таких «копыт» — как тараканов, никакой отравой их не вывести!

...Музыканты затравленно озирают камеру, жмутся друг к дружке. С нар соскакивает некто в распахнутой куртке. Грудь его сплошь покрыта татуированными изображеньями чертей.

Копыто. (потягиваясь, хрустит суставами) Приветствую вас, мальчики и девочки! Теперь я ваша мама, ваш папа, ваш друг, брат, сват, зять, шурин, любовник и верховный главнокомандующий! Вопросов не задавать! Повиноваться молча и...с тре-пе-том...Ну-ка, скинули штанишки! У кого в жопе косяк заныкан — вываливай!

Квартира Мрачковских. Детская комната. Евгений стоит на коленях у кровати, безотрывно глядя в огромные глаза Ники.

Евгений. Уже поздно. Спи.

Ника. (сонно) А ты и вправду такой...

Евгений. Какой?

Ника. (подумав) Не притворялка...

Евгений. (любовно убирая со лба девочки прядку) Что такое «притворялка»?

Ника. (охватив ручонками шею Евгения, что-то быстро и неразборчиво шепчет на ухо) ... я потом кровью писала!

Евгений. (с болью) Как ты могла подумать такое, Никушка? Ты ведь доченька моя теперь, понимаешь? Ты хочешь быть доченькой моей?..

Ника. (с недетской серьезностью) Поживем — увидим...

Евгений. Да-да, конечно, ты сама решишь, сама ... Но я очень хочу, чтобы ты осталась со мной ... Я никогда не сделаю тебе ничего плохого, никогда! Ты мне веришь?

Ника. (с гримаской ненависти и отвращения) Крысу — убей! Тогда поверю ...

Подвал Гиммлера. Условный стук. Оторвавшись от созерцания выложенных цветными камешками магических знаков, хозяин идет к двери.

Следователь. Хай, Гиммлер!

Гиммлер. Хай, Боб.

Следователь. (с интересом глядя на магические знаки) Гиммлер... я помог тебе, когда тебе нужна была помощь? Ты не забыл, надеюсь?

Гиммлер. (ловко застегнув на все пуговицы эсэсовский френч, тянется по стойке «смирно») Гиммлера всегда твоя борьба знал! Гиммлера честна благодарил!

Следователь. (морщится) Не паясничай, рейхсфюрер Джонни... Ты такой же сумасшедший, как я королева Великобритании. Мне нужна помощь...

Гиммлер. (протирая пенсне о рукав) Чем я могу помочь? Осины в лесу, зеркало — в твоем кармане.

Темный переулок. Сдавленный детский крик. Георгий, не раздумывая, бросается в подворотню. Вхрястнув кол в чью-то спину, оттаскивает в сторону перепуганного до смерти пацаненка, озирается: миновала ли опасность? И...в сей миг — клыки спасенного (это Смеянов) едва не вонзаются в его шею...

...Пришпиленный колом к ржавому мусорному баку, вампиренок исторгает заунывно-кошачий вопль и долго, игрушечно щелкает клыками...

...Стряхнув оцепенение, Георгий склоняется над первым трупом — это обычный человек...

Милицейский участок. Камера. Вдоль стены по стойке «смирно» замерли музыканты. Заложив руки за спину, перед ними вышагивает татуированный уголовник.

Копыто. Итак, дети мои. За то, что мента загрызли — вечная вам благодарность. С занесением. Чего и куда — узнаете после. А вот за монахиню... (срывается) урою пидоров, в цемент втопчу, дерьмо собачье жрать заставлю!

Александр. Мы ник-кого не уб-бивали...

Получив удар ногой в пах, хватая ртом воздух сползает по стене на пол, крючится.

Копыто. Говнохлебалки не разевать, когда Копытин речь утюжит! (Ставит ногу на голову упавшего) А за монахиню, кровососы недоношенные, рокеры-шпокеры, падлы тухлые — следует вас наказать...(Снова срывается) Вы че, хрюкалы сатанинские, забыли, (выпячивает покрытую татуированными чертями грудь) что и бесы веруют и трепещут?! Клыками платить будете, клыками... С тебя и начнем, жопа барабанная! (Бьет барабанщика кулаком в лицо; тот выхаркнув зуб, отползает в угол) По три зуба с каждого — авось и подобрею. (Бьет басиста, тот влипает в дверь) Теперь вы поняли, фуфелы смрадные, почему меня зовут Копыто?!

Александр. (с ненавистью, шепотом) Упыри так упыри... Сам напросился...

Квартира Мрачковских. Ника, зажав в кулачке край простыни, спит и чему-то во сне улыбается. В своем кабинете корпеет над машинкою Евгений. Выдернув едва начатый лист, вставляет новый, стучит по клавишам, снова выдергивает. Тихонечко, на цыпочках, идет в детскую, поправляет скомканное Никой одеяло. Оттуда решительно направляется в спальню жены. Не обратив на него внимания, крыса увлеченно скребет лапой по щеколде: еще несколько попыток и — свобода. Задвинув щеколду, Евгений всыпает в крысиную миску какой-то порошок. Услыхав шум открываемой двери, испуганно прыскает в прихожую.

Ирина. Устала — сил нет. Помоги мне.

Евгений. (разувая жену) У тебя неприятности?

Ирина. Ты уже знаешь? Джордж рассказал? Я... когда узнала о Машеньке... полдня проревела, а он... Ведь это он своими бредовыми репортажами подтолкнул ее... Если б она не ушла в монастырь... этого бы не случилось!.. Как он мог! А теперь Марию и его обвиняют в том, что под прикрытием нашего Центра они торговали детьми... Если ты знаешь (Евгений кивает) и продолжать не буду... Вот что он наделал! И меня подозревают — уже допрашивали! Теперь и не знаю, как быть с Никой...

Евгений. Как?.. Она-то тут при чем?..

Ирина. (направляясь к ванной) Пока все не утрясется, ей нельзя у нас жить. Черт знает что могут нам приписать, сам должен понимать...

Евгений. (обречено) Не понимаю...

Ирина. Деньги ты относил Джорджу? Разве он тебе не объяснил?

Евгений. (метнувшись к ванной) Ника останется у нас! Я знаю: ты можешь это устроить. (Зыркнув в зеркало, отшатывается: ему привиделась двуглавая крыса)

Ирина. Что с тобой?

Евгений. Ничего... Все в порядке... Просто в глазах зарябило...

Телестудия. Кабинет директора. В телефонную трубку он надрывно кричит: «Анна? Срочно на выезд! Богданова 99!»

Сломя голову, телевизионщики бегут на улицу, к автостоянке.

Обгоняя машины и игнорируя красные огни светофоров, фургон ТВ мчит к цели. Тормозит в темном переулке.

Съемочная группа спешит в подворотню, на шум голосов.

В объективе — пронзенный колом человек. Рядом удерживаемый оперативниками следователь — Борис Сергеевич.

В объективе — Леонид. Распахнув куртку экс-начальника, демонстрирует спрятанные под ней колышки.

Анна. (подносит к губам Леонида микрофон) Судя по всему, это убийство — ритуальное?

Леонид. Несомненно. И что самое дикое — убийца наш бывший коллега, отстраненный от работы следователь.

Анна. Вы позволите спросить: зачем он это сделал?

Леонид. Попробуйте. Хотя я уверен: он невменяем, и без психиатра тут не обойтись.

Анна. (следователю) Зачем вы это сделали?

Следователь. Я этого не делал... Я случайно здесь оказался... Поймите, это спектакль...

Анна. (кивнув на труп) Это ... тоже спектакль?

Следователь. Неужели вы, своими глазами видевшая труп монстра, ничего не поняли? Ведь завтра они и вас убьют!

Анна. Продолжайте!

Следователь. Мне нечего больше сказать. Лучше посмотрите, кто у вас за спиной. В объективе — переворачиваемый на спину труп. Это — Леонтий.

Вскрикнув Анна роняет микрофон и закрывает лицо ладонями.

Квартира Людмилы. Звонок в дверь. Людмила (по-прежнему, в одном нижнем белье) — впускает гостя.

Георгий. Свет не включала?

Людмила. Нет, ну что ты. Я ведь все понимаю. Когда ехала сюда, следила за «хвостом».

Георгий. Д авно ты здесь?

Людмила. Целый день. Мы были в монастыре... И я сразу поняла: за тебя всерьез взялись... Ты что-нибудь выяснил? Кому все это нужно? Ты знаешь, Леонтий поверил в твою виновность...

Георгий. Леонтий мертв.

Людмила. Как?.. Кто?..

Георгий. Я. (Включив свет, смотрит в осколок зеркала: отраженья нет) А прежде ты восклицала: «Боже, за что?»

С обезяньей ловкостью отпрыгнув (острие кола лишь чуть касается ее левого соска), Людмила шмыгает в комнату, — Георгий за ней. Схватка. В прихожей мелькает чья-то тень. Георгий с треском вгоняет кол в сосок Людмилы, и выпускает в дверной проем автоматную очередь. С лестничного пролета долетает стихающий топот.

Милицейский участок. Дочавкивая бутерброд, капитан смотрит телерепортаж. На экране — следователь в наручниках, труп Леонтия, оперативники, зловещая физиономия Леонида.

Капитан. (сыто рыгнув) Без психиатра не обойтись, верно... (Сержанту) Володя, ну-ка глянь, как там наши рокеры, живы еще? Да скажи Копыте, чтоб не шибко лютовал. Разорвет их в клочья — потом не склеим.

Сержант. Понял.

На экране: боевик с веселой улыбкой поднимает за волосы отрезанную голову. Фрагмент комментария: «...пленки с записями своих зверств чеченские террористы отсылают родственникам заложников, чтобы запугать их и ускорить получение выкупа...»

Капитан. (треснув кулаком по столу) Вот суки! Падлы! Выродки! Что за жизнь — одна нечисть вокруг. Там террористы — тут сатанисты! Собрать бы их всех на одном стадионе и бомбой разом накрыть! Задолбали, скоты!

Услыхав призывный вопль сержанта, разъяренно вскакивает и выхватывает оружие. Защитно выставив перед собой дубинку, сержант скулит: «Там... там они... Копытина... сожрали...» Передернув затвор, капитан замирает на пороге камеры: отодрав от горла конвульсирующего уголовника заляпанное кровью лицо, Александр плотоядно скалится: «...Закрой дверь тухлятина! Тебя не тронем... У ментов кровь гнилая — пусть ее твоя жена сосет!»

Лес. Берег озера. Хижина старицы. Перед ликами Богородицы и Спасителя теплится лампадка. Стоя на коленях, старица творит молитву. На потолке мельтешат тени сцепившихся в смертной схватке человека и огромной крысы. Хижина лавинно заполняется стонами, хрипами, шумом возни, пронзительными завываниями. Часто крестясь, старица шепчет: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...» Устремленный к Спасителю взор ее исполнен любви и мольбы.

Балкон многоэтажного дома. До пояса обернутый простыней человек раскуривает сигарету, с азартом наблюдая за схваткой на крыше дома напротив: Георгий отмахивается колом от наседающих противников.

Квартира Мрачковских. Ника спокойно спит, сжимая в кулачке край простыни. Шагнув в спальню жены, Евгений восхищенно застывает: заливаемая лунным светом нагая плоть Ирины — точно зажженный на жертвеннике огонь.

Ирина. (расчесывая мокрые волосы) Я знаю: глядя на меня, ты всегда думаешь: «Как жаль, что она не способна рожать» — верно?

Евгений. У нас теперь есть дочь. И я так больше не думаю.

Ирина. Наконец-то ты понял что такое любовь. И я... я — счастлива.

Евгений. Почему — «наконец-то»? Я люблю тебя, и всегда любил. И так сильно, что и помыслить не мог, что можно любить ребенка не от тебя...

Ирина. Не обманывайся. Ты любишь, и всегда любил только свои книги. Молчи! Я-то знаю: меня невозможно любить — мною можно только восхищаться. Молчи! И вот теперь, полюбив эту девочку, ты полюбишь и меня. По настоящему. Так как я хотела и хочу...

Евгений порывно обнимает жену, и — взгляд его напарывается на клетку. Привстав на задние лапки, и чуть склонив набок голову, крыса наблюдает за людьми со злорадным интересом.

Евгений. Я очень прошу тебя, любимая: убери эту... мерзость...

Ирина. Люди для нее такая же мерзость, как и она для людей...

Евгений. Прошу тебя!

Ирина. Прости! (набрасывает на клетку покрывало) Завтра же я унесу ее.

На крыше. Водитель (тот, кто стрелял в Леонида) корчится, пытаясь выдернуть из груди кол. Не давая себя окружить, Георгий выхватывает автомат и, веером — от бедра — срезает очередью еще двоих. Несколько пуль вгрызаются в стену дома напротив и сносят череп человека на балконе. Боковым зреньем Георгий замечает мелькнувшую в проеме балконной двери женскую фигурку. Она кажется Георгию знакомой, но ему сейчас не до нее: перед ним как чертик из табакерки, с криком: «Давно жду тебя, брат!» — возникает «грибник».

Милицейский участок. Запирая дверь камеры, капитан орет блюющему на стену сержанту: «В клозет беги, барышня! Я следственную группу вызову!»

В камере. Музыканты, стараясь не глядеть на труп, сидят на нарах.

Барабанщик. Кранты нам... Посадят... А там (косится на убитого) все такие. Разорвут нас...

Александр. (стирая с лица кровь) Не вякай. Ты на каком факультете учился? На психологическом? (Барабанщик кивает) Замечательно. Вот и давай, консультируй нас, как под дуриков косить. А иначе и вправду — кранты...

Бас-гитарист. А самое страшное то, что мне вовсе не страшно... Всегда и всего боялся, а тут никаких эмоций. (Прошлепав по луже крови, обыскивает убитого) Ого! Косячок! И спички есть. Живем!

«Косячок» идет по кругу. Отделенные от трупа дымной завесой, музыканты затихают.

Квартира Мрачковских. В накрытой клетке требовательно скребется крыса. Поцеловав спящего мужа, Ирина встает с постели, идет в детскую. Дрожа от возбуждения, целует в губы Нику и, с натугой отведя глаза от ее шеи, уходит в кабинет Евгения. Поразмыслив, снимает с полки книгу Е. Мрачковский «Арсенал Утрат и Зрелищ». Заливаемая лунным светом нагая плоть Ирины — словно зажженный на жертвеннике огонь. Запрокинув к луне хищное лицо, она раскрывает книгу, и ритуально шепчет: «Этот мир принадлежал теперь им. В них появились высшие, сверхъестественные способности, о коих тысячелетиями грезили жалкие ограниченные обитатели Земли. Да, люди давно знали, что кровь их — хранилище скрытых до поры способностей, арсенал сокровенных знаний, но не сумели превратить эти знания в реальность, и потому обречены...»

На крыше. Финал схватки. Расстреляв патроны, Георгий выдергивает кол из груди того, кто был водителем и метает его в «грибника». Тот резво отскакивает в сторону и ... срывается вниз.

А кол, прочертив дугу, вертикально втыкается в голову милиционера, намертво пригвоздив фуражку к черепу. Дом окружен машинами МВД, оцеплен омоновцами. Георгий устремляется на другой конец крыши. Внизу — глухой дворик, куда стражи порядка еще не проникли. По натянутому между домами кабелю, Георгий перелезает на соседний дом, а оттуда — по пожарной лесенке — вниз, в путаницу переулков.

Упустив беглеца, милиционеры грузят в машины покрытые зеленой шерстью трупы.

Лес. Берег озера. Хижина старицы. Стенанья, хрипы, нечеловечьи вопли враз — как отсеченные бритвой — смолкают. Старица, устремив исполненный мольбы взор на строгие лики Богородицы и Спасителя, непрерывно шепчет молитвы. Мерцает лампадка, потрескивает свеча, тревожно гудят за стенами хижины сгибаемые ветром деревья.

Милицейский участок. Капитан и сержант стоят на вытяжку перед Леонидом и его новыми помощниками.

Леонид. (весело) Вампиры?! Да что вы говорите, капитан? К бутылочке частенько прикладываетесь?

Капитан. Никак нет. Я не пью. Я не говорю, что они вампиры, может, просто рехнулись. Но я своими глазами видел: они пили кровь... Доказательство — в камере.

Леонид. Ключи!

Распахнув дверь, входит в камеру. Оттуда доносятся звуки возни и приглушенные крики. Капитан хватается за оружие, но на него рявкают: «Стоять!» Наконец возникает перепачканный кровью Леонид, склабится: «Ребят надо отпустить. Они не в чем не виноваты.»

Капитан. (ошарашенно) Как... отпустить? Только по указанию...

Леонид. (притягивает капитана за шею) Надо, брат. Надо!

Квартира Мрачковских. Из накрытой клетки просачивается недовольный крысиный писк. Ирина отрывает голову от подушки, скользит сонным взглядом по лицу мужа, клетке, полоске рассвета за окном. Писк смолкает.

Евгений видит сон. На листах рукописи дергается в бредовом танце двуглавая крыса. В лапах ее — осколок зеркала. Евгений в ярости вышвыривает крысу в окно. Из машинки выползает зеркальный лист — отраженья в нем нет. Выдернув лист, Евгений злобно его комкает, швыряет на пол. Лист распрямляется и на его поверхности — грызущие друг друга крысиные головы. Они расползаются лужей крови, а в ней — отраженье спящей Ники. Метнувшись в детскую, Евгений безгласно кричит: комната пуста, только на вбитом в стену гвоздике маревно колеблется белое, в прорехах, платьице...

Телестудия. Директор просматривает репортаж. На экране — окровавленные трупы капитана, сержанта, уголовника по кличке Копыто. Комментарий Анны: «Последнее в ряду потрясших наш город преступлений, особенно омерзительно и бесчеловечно. Подозреваемые в ритуальных убийствах музыканты группы «Некто в голом» действовали как заправские вампиры: они в самом прямом смысле загрызли сотрудников милиции и сокамерника, выпили их кровь. Очевидно, мы имеем дело с малоизученным пока психическим заболеванием. Данное преступление не оставляет сомнений в причастности музыкантов к ритуальным убийствам в монастыре и других местах. Более того, в ходе следствия неопровержимо установлена связь убийц с бывшим следователем Борисом Моревым — убийцей сотрудника нашего канала Леонтия Следина. Таким образом, первоначальная версия, согласно которой организатором торговли человеческими органами и серии ритуальных убийств является известный тележурналист Георгий Ярин — поставлена под сомнение...»

Директор. Отлично, Анюта! В эфир!

Анна. Сергей Сергеевич, надо бы помочь Георгию. Мы виноваты перед ним. Да и Людмила меня беспокоит: никто ее не видел, дозвониться не могу.

Директор. С Людмилой все ясно: не в первый раз; с горя ушла в запой. Оклемается — и за работу. А Георгий — парень сообразительный. После этого репортажа обязательно позвонит. Хватит ему прятаться. Организуем общественное мнение, надавим на кого надо — и все подозрения снимут.

Здание судебно-медицинской лаборатории УВД. Люди в форме переносят в морг накрытые простынями трупы, удаляются. Через некоторое время в морг входят медики: веселый кругленький толстячек-профессор и его ассистент — мрачный коренастый детина с чемоданчиком.

Профессор. (натягивая резиновые перчатки) Ну-с, где обещанные монстрики? (Ассистент откидывает простыню с ближайшего тела; профессор щипчиками вынимает пулю из разломанной головы человека с балкона) Серебряная! Надо же! Совсем обезумели пациенты — всюду им нечисть мерещится. Ладно. Этим займемся потом. Давай второго.

Ассистент сдергивает простыню со второго трупа: это «грибник».

Профессор. Так-с, что у на здесь? (Осматривает) Смерть наступила в результате падения с большой высоты. Травма черепа, множественные переломы коне...

Грибник. (привстав на локте) Совсем обезумели люди, кого не попадя — в морг.

Эксперты оторопело таращатся на «труп»: рана на его голове стремительно зарастает.

Профессор. (глянув на ассистента) Э-э... Кто из нас сошел с ума?..

Грибник. Дай лапку! (Прикладывает ладонь профессора к своей груди) Не стучит? (Профессор нелепо дергается, пытаясь выдернуть руку) Нобелевка твоя пропадает, и ты — вместе с ней...

Вскочив, «грибник» сдергивает простыни с обросших зеленоватой шерстью тел — бывших некогда водителем, оперативниками, Людмилой. Манит пальцем ассистента: «Ты, брат, не дрожи. Твое время только начинается».

Лес. Берег озера. Привязав лодку к мостику, Георгий идет к хижине старицы. Неумело крестится, тихонько стучит в дверь и терпеливо ждет. Над верхушками деревьев, плывет тугой звон монастырского колокола. Окинув пришельца испытующим взором, старица строго молвит: «Долго ты сюда шел. Да многотерпелив Господь. И не нам, грешным, ведать — кому, и какой срок им указан...»

Квартира Мрачковских. Спальня Ирины. Проснувшись, Евгений обиженно пялится на клетку с крысой, сетует: «Я же просил, просил!» Набросив халат, спешит в детскую: кроватка Ники пуста. В иллюзорной надежде отыскать девочку, переполошено мечется в неприютной огромности опустелых комнат. Снова влетев в детскую, заглядывает под кровать, в отчаянии даже обнюхивает постель...Зачем-то прихватив с собой простыни, кидается в свой кабинет — к телефону.

Центр ПС. Кабинет Ирины. За ее спиной — включенный телевизор. На экране — объятое пламенем, раскуроченное взрывом здание лаборатории УВД. Анна интервьюирует Леонида: «...вряд ли это имеет отношение к делу бежавших из КПЗ музыкантов. Специалисты говорят о нарушении правил эксплуатации и техники безопасности. Лаборатория давно нуждается в капитальном ремонте, но из-за нехватки средств...»

Телефонный звонок. Ирина с усмешкой снимает трубку.

Квартира Мрачковских.

Евгений. (тиская край простыни) Ирина?! Я ничего не понимаю! Что случилось?! Где Ника?!

Центр ПС. На экране телевизора — заливаемое из брандспойтов здание лаборатории УВД. Пожарники баграми выволакивают обгорелый труп профессора.

Ирина. Любимый, ты забыл наш вчерашний разговор? Успокойся. С Никой ничего не случилось. Она в надежном месте.

Квартира Мрачковских.

Евгений. Ты же мне обещала! Что значит «в надежном месте»? Зачем ее нужно прятать? Что происходит?! Я ничего уже не понимаю!..

Центр ПС. Кабинет Ирины. На экране телевизора — крупным планом хмурое лицо ассистента, он что-то сбивчиво бубнит в микрофон: «... на минуту вышел ... тут и грохнуло... вход завалило... хлынул огонь...»

Ирина. Ника может остаться с нами только на определенных условиях. Все зависит от тебя...

Квартира Мрачковских.

Евгений. Что за черт? Какие условия? Ты о чем?! Нашлись ее родители?..

Центр ПС. Кабинет Ирины. На экране телевизора — развлекательное шоу, дрыгают ногами полуголые сиськастые бабищи.

Ирина. Ее родители — мы. Но пока еще — формально. А чтобы желаемое стало реальностью, надо многим пожертвовать. Дать согласие на...

Квартира Мрачковских.

Евгений. (отшвырнув простыню) ... на что угодно согласен! Ника должна быть с нами!

Центр ПС. Кабинет Ирины. На экране телевизора — рекламный ролик. «Пришли нам несколько крышечек и выиграй путешествие в страну неведомых чудес!»

Ирина. Я не ошиблась в тебе, любимый. Ника будет с нами. Приезжай...

Тюремный госпиталь. Психиатрическое отделение. На койке, поджав под себя ноги, сидит следователь Борис Сергеевич. В сопровожденье свиты в палату входит генерал милиции. Не обратив на посетителей вниманья, следователь механически тычет перед собой несуществующим колом, монотонно выгаркивая: «Гиммлер, Гиммлер, где ты был? Упырей в лесу ловил! Гиммлер, где ты был?...»

Генерал. (в замешательстве глядя на бывшего подчиненного) Это... у него... надолго?

Зав. отделением. (с затаенной усмешкой) Полагаю, навсегда.

Генерал. Большие надежды я на него возлагал. Да, видно, не судьба... Не буйствует?

Зав. отделением. Да нет. Тихий. Все с призраками бой ведет смертельный...

Генерал. Со временем его можно передать родным?

Зав. отделением. Все от него зависит. И от вас.

Генерал. Он что — себя рейхсфюрером вообразил?..

Зав. отделением. Вполне возможно. Не первый случай. В прошлом году у нас уже был пациент с подобной манией — аспирант — африканец. Доставили в состоянии острого психоза, помешался на магических ритуалах. Разгуливал по Невскому в эсэсовском френче на голое тело... Тоже величал себя Гиммлером и отбивался от воображаемых вампиров.

Генерал. (заинтересованно) И где же он теперь?

Зав. отделением. Вам лучше знать, господин генерал... Бежал!

Генерал. (рявкает через плечо подчиненным) Разыскать! Немедленно! Поручить Леониду — он у нас спец по оккультистам-сатанистам! (Заведующему отделением) У-фф, не нравится мне все это... Магия, черные идиоты в форме СС, слухи о вампирах, убийства эти ритуальные... Весь город как психушка! Что с людьми стало — не пойму никак...

Центр ПС. Врачебный кабинет. На кушетке — пристегнутая ремнями — Ника. В ее вену впивается игла. Скосив глаза на всасываемую в шприц кровь, Ника теряет сознание. Одна из медсестер приводит девочку в чувство, вторая — выбрызнув кровь из иглы в несколько пробирок, поочередно вставляет их в какой-то мудреный аппарат. На разноцветно мигающем экранчике ползут цифры и рунические знаки.

Первая медсестра. (глядя на экранчик) Не-ве-ро-ятно!!... Что-то подобное, если мне не изменяет память, мы встречали только у возлюбленной Данте!

Вторая медсестра. (целует Нику в губы) Кто бы мог подумать...

Первая медсестра. (схватив телефонную трубку) Ирина Вадимовна! Все, как вы предполагали! Совместимость — абсолютная! Коэффициент возможностей — ноль плюс квадрониум, потенциал возможностей при слиянии на пять порядков выше необходимого. Сама по себе ее кровь не представляет ценности, но в соединении с его кровью — прорыв в квадрониум обеспечен! Мы... мы, наконец, победили!

Очнувшись, Ника обводит мутными глазами кабинет, натыкается на пробирки с кровью в мигающем с головокружительной частотой аппарате, и снова впадает в забытье.

Лес. Берег озера. Глядя на отплывающего в лодке Георгия, старица осеняет его крестным знаменьем, оборачивается и ... из-под икон Богородицы и Спасителя стекает струйка крови... Тугой звон красных капель попадает в такт с обволакивающими лес ударами монастырского колокола.

Захламленный чердак. На куче старого тряпья возлежат музыканты группы «СмИрдяковка». Над ними внезапно вырастает чья-то фигура. Это Леонид. «Музыканты», как по команде, вскакивают и таращат на повелителя преданные зенки. Заложив руки за спину, Леонид вышагивает перед строем подопечных туда — обратно: в этот момент он поразительно похож на Копыто.

Леонид. Никуда не выходить. Не дергаться. Людишек не трогать. Ждать приказа. Ночью на задание. Возле монастыря — хижина. Там отшельница. Убить. Кровь не пить. Ни в коем разе. Сдохнете в момент. В монастырь не соваться. Ясно?

Барабанщик. (схватив себя за горло) Погребальный костер в утробе. Хлебнуть бы...

Леонид. (физию его корежит бешенство) Крыс жрать будешь! Дохлых. До конца времен. За ослушание. Малейшее! Ясно?!

Барабанщик. Молчу, молчу...

Леонид. (свирепо оглядывает остальных) За ослушание — что?

Александр. (заискивающе вытягиваясь по стойке «смирно») Крыс. Дохлых. Жрать нам. До конца времени.

Леонид. (с ухмылкой протягивает Александру футляр в виде двуглавой крысы) Соображаешь. Далеко пойдешь. Назначаю старшим.

Автостоянка. За рулем красного джипа — директор телестудии. Откуда-то выныривает Георгий.

Директор. (глянув на часы) Опаздываешь. Это не в твоих правилах. Думал — не дождусь...

Георгий. (устраиваясь на соседнем сиденье) К делу, Сергей, к делу.

Директор. Ты смотрел последний репортаж Анны?

Георгий. Сигнал понял. Потому и пришел. Что у тебя?

Директор. (усмехаясь, кивает на зеркало заднего вида) Ну что проверил? С отражением как видишь, все в порядке. А теперь успокойся, и не пришпиливай меня колом к сиденью...

Георгий. Ты тоже считаешь, что я рехнулся?

Директор. (смеется) Только не я! (Снова кивает на зеркало: отражения нет) Вопросы будут?

Георгий. (напряженно) Разумеется...

Директор. (указав глазами на зеркало: снова возникает его отражение) Вот первый ответ. Ты забыл об исключения их правил. Для некоторых из нас — особо посвященных — управлять своим отражением не проблема. Мы знаем, что ты следил за Ириной, и не убил ее только потому, что она отражается в зеркале. Ты можешь убивать лишь самых низших из нас, недавно призванных. Да и эта война — бессмысленна.

Георгий. У меня нет другого выбора.

Директор. Совершенно верно: выбора у тебя нет. Ибо на смену каждому убитому нашему брату — приходит новый. Это закон мироздания. Число наших братьев неизменно, неужели ты до сих пор этого не понял?

Георгий. Что ж тут непонятного? Да только я не подчиняюсь вашему закону — плевать мне на него.

Директор. Ты говоришь так потому, что тебе позволили так говорить... Тебе дали отсрочку, но рано или поздно ты все равно станешь одним из нас...

Георгий. (прицельно зыркнув на директора) Так в чем проблема?..

Директор. В мелочи. Но существенной. Есть среди нас низшие и есть высшие. Высшим, повелителем, может стать только тот, кто примкнет к Братству по доброй воле. А остальные — отбросы, тупые исполнители, пожиратели дохлятины... Ты доказал свое право быть в касте высших.

Георгий. Добровольцы — это те, которые ничем от людей не отличаются и шерстью не обрастают?

Директор. Не только. Мы — те, кому суждено создать свой мир, где открытые в нас до поры высшие способности станут реальностью. Мы покинем эту землю, оставим людей в покое...А ты, и тебе подобные только задерживают наступление того, что люди называют добром. Так с кем и, главное, зачем ты борешься?

Георгий. Высшие способности... А чьи они? Они даны людям, не вам. А вы их присвоили, впитали в себя через украденную у людей кровь...

Директор. Если люди не сумели стать теми, кем они по замыслу Творца должны быть, то заслуживают ли они лучшей участи? Нет! Все изменилось, теперь наше время. А если мои слова тебя не убедят — быть тебе в касте пожирателей крыс...

Георгий. Ух, какая страшная старая сказка на новый лад! Сатана мнит себя Господом, последний бесенок мнит себя сатаной. И ты надеялся соблазнить меня этой тухлятиной?..

Выстрел. Из виска директора вытекает струйка густой крови, и тут же испаряется.

Георгий. (обыскав убитого, раскрывает записную книжку: красной линией отчеркнуто несколько телефонных номеров, среди коих — и номер Мрачковских) Туповат ты для высшей касты... Туповат...

Квартира Мрачковских. Спальня Ирины. Распахнутая дверца клетки. Детская комната. Развороченная постель Ники. Кабинет Евгения. Надрывно звонит накрытый простыней телефон.

Телефон-автомат. Георгий, не дождавшись ответа, вешает трубку на рычаг.

Квартира Мрачковских. Детская комната. На полу — старенькое, в прорехах белое платьице Ники. Из соседней комнаты доносится нарастающий топот крысы.

Центр Планирования Семьи. Евгений врывается в кабинет жены.

Ирина. (через плечо) В первый раз за десять лет совместной жизни, мой избранник проявил такую прыть.

Евгений. (рывком повернув к себе жену) Где она? Где?!

Напоровшись на взгляд Ирины, непроизвольно пятится: что-то необратимо и зловеще изменилось в ее лице, манере держаться, в выражении бесконечно чужих глаз — как если бы пред ним была не та, чей облик изучен, казалось бы до едва уловимой особинки, а ее клонированный двойник...

Ирина. Сядь, любимый, и внимательно меня выслушай. Все о чем поведал тебе Джордж — правда. Все, что ты сочинял — теперь реальность. Изменить ее может только твоя преждевременная смерть. Но, если ты убьешь себя — умрет и Ника...

Евгений. (пришибленно опускается на стул) Что? Что происходит? Что за дурацкий розыгрыш? Вы что — сговорились? Какую нелепицу ты несешь... Не пойму: кто болен — ты или я?.. Никогда ты не говорила так... Ты меня к чему-то готовишь...Ника? (Вскакивает, трясет жену за плечи) Она жива?!

Ирина. (удивленно)Жива. И здорова. С ее кровью можно прожить тысячу лет...

Евгений. (остолбенев) Кровь-ю?.. При чем здесь — кровь?..

Ирина. (властно) Сними со стены зеркало! (Евгений послушно исполняет) Иди ко мне! Видишь? Все понял?

Евгений. (держит перед Ириной зеркало: отраженья нет) Господи Иисусе...

Ирина. (болезненно ежится) Ты же писатель. У тебя богатое воображение. Что еще я могу сказать? Всякий вымысел — до времени скрывает явь...

Евгений, сломя голову выбегает из кабинета, кубарем скатывается по лестнице. Миновав двор Центра, исчезает за воротами. Отчаянно жестикулируя, втолковывает что-то первой встречной даме. Та, нисколько не сомневаясь, что имеет дело с безумцем, торопливо сует ему пудреницу. Едва не сбивая с ног прохожих, Евгений несется в Центр...

Ирина. (смотря в зеркальце: ее отражение то возникает, то исчезает) Я способна это делать по своей воле. В точности как героиня твоего романа...

Лес. Берег озера. Из-за деревьев показывается группа монахинь. Их встречает старица, о чем-то переговорив с настоятельницей, ведет к своей хижине. Узрев под иконами Богородицы и Спасителя незасыхающую кровь, невесты Христовы спускаются на колени.

Ремонтные мастерские. Неподалеку от них тормозят милицейские авто. Во главе с Леонидом оперативники устремляются внутрь, колотят рукоятками пистолетов в неприметную железную дверку. Не получив ответа, вскрывают ее автогеном: в логове Гиммлера пусто — напичканное старыми книгами помещение выглядит нежилым. Мазнув ладонью по слою пыли, один из милиционеров сообщает: «Сюда с полгода не входили...» Леонид в ответ ухмыляется: «Здесь он, заклинатель черножопый. Ищите лаз!»»

С крыши дома неподалеку, за мастерскими наблюдает Георгий. Вынув пистолет, с сожаленьем пересчитывает патроны с серебряными пулями.

Центр Планирования Семьи. Кабинет Ирины.

Евгений. (оторопело взирая на разложенные на столе фотографии детей) Так это все правда? И эти дети... Вы убивали их... Пили их кровь... Для вас они просто пища?

Ирина. Не совсем так. Пища — это взрослые. Они себя сгубили и ни на что, кроме как быть пищей, не годны. Мистики, маги, шаманы давно знали: кровь — хранилище бесценной информации о человеке, о его нереализуемых в этом мире способностях. Живя по законам этого мира, люди убивают в себе эти способности. И только в крови детей, они пребывают по всей своей непроявленной до поры силе. (Поочередно показывает фотографии детей) Вот этот мальчик мог бы стать величайшим математиком, способным решить теорему Ферма, но не стал — уже в семь лет родители превратили его в алкоголика... Вот эта девочка, могла стать...

Евгений. (заслоняя лицо руками) Хватит! Не хочу слушать! (Вскакивает) Ты сказала: их способности до поры скрыты. До какой поры?

Ирина. Она уже наступила. Почти. Теперь все зависит от тебя. Все! И участь Ники...

Евгений. Чего ты добиваешься?

Ирина. Сядь! И слушай меня внимательно! Если хочешь, чтобы Ника не стала такой, как я...

Евгений. (садится) Хорошо, хорошо... Я слушаю...

Ирина. Ты что же, любимый, всерьез думаешь, что ты чем-то лучше меня? Ты что же, всерьез считаешь, что жил на гонорары от своих бездарных книжонок?.. Нет, любимый, ты паразитировал на мне! Ты — такой же пожиратель душ, как и я! И не впадай в иллюзии. Молчи! И слушай! Ты жил на деньги от убийств оплакиваемых тобою детишек — тебя это устраивало! Ах, ты не знал? А что мешало тебе знать? Что?! Да ничего! Знать ты просто не хотел — это нарушило бы твой писательский покой! Теперь знай! А твой Джордж, борец с мировым злом? Он тоже не знал, чем занималась Мария? На ее счету — тысяча абортов! А из зародышей делали кремы для лица да лекарства для продления жизни... Ими пользуются миллионы людей! Неужели они не знают, что творят! Поверь мне: знают, все они знают! Да своя червивая жизненка им куда дороже всех вместе взятых убиенных младенцев! (Евгений порывается возразить, но Ирина пресекает его попытку властным жестом) Я родилась с непреодолимой жаждой крови — разве это моя вина? Я долго терпела, до-о-о-олго! И тебе не вообразить, что это была за мука! Это... это... как ожег... как нестерпимый ожег от не рожденной звезды... И только кровью можно снять эту нестерпимую муку, эту пыточную жажду... Только кровью! И что прикажешь мне делать — проткнуть себя колом? Так и это ничего не изменит! Ни-че-го! Вместо меня родится другая, с такой же жаждой, с таким ожогом внутри! И до окончания времен будет так! Тебе жаль Нику?! Так спаси ее! Спаси таких, как я — дай нам уйти из этого мира. И пусть люди пожирают себя сами — нам они не нужны! Ведь ты же хочешь, что бы мы оставили людей в покое? Так помоги им! Пожертвуй собой — и Ника спасена. А с ней и все остальные. И никто кроме них самих, не будет губить их кровь и их способности. Все зависит от тебя...

Евгений. Что от меня зависит?

На крыше. Георгий наблюдает за происходящим внизу, у зданий ремонтных мастерских. Сотрудники МВД подталкивают к «воронку» захваченного Гиммлера. Имитируя сумасшествие, он дико брыкается, кусается, пронзительно вопит. Георгий, обеими руками схватив пистолет, целится в голову Леонида. Почуяв прикосновение к плечу, отпрыгивает...

Следователь. Здравствуй, ликвидатор...

Георгий. Здравствуй ...

Следователь. (указав на Леонида) Природа не терпит пустоты. Убьешь его — возникнет другой кровосос. Я бежал из психушки — теперь там будет бедный Джонни.

Георгий. К Мрачковской собрался?

Следователь. Если знаешь, то почему ты до сих пор не там?

Георгий. Ты сам сказал: природа не терпит пустоты....

Следователь. Есть другие варианты?

Георгий. (кивнув) Есть.

Загородное шоссе. На обочине тормозит фургон ТВ. Съемочная группа потрясена зрелищем: участок асфальта сплошь покрыт массивом из раздавленных пресмыкающихся — ящериц, змей, жаб. Непрерывным потоком, как во время пожара, они ползут из леса — прямо под колеса машин.

Анна. (оператору) Ну что рот разинул? Снимай!

Оператор. Не... не могу... Наизнанку выворачивает... (Отдав Анне камеру, на ходу блюя, шмыгает к фургону)

Анна. (нацелив объектив на дорогу) Мерзость-мерзостью, а работа-работа...

Водитель фургона. (стараясь не смотреть на чпокающих под колесами тварей) Может здесь где-нибудь секретный завод или атомная станция? А?

Анна. (раздраженно) Ни черта здесь нет. Монастырь женский в лесу — и все. Не монахинь же гадюки испугались...

Оператор. (забирает камеру) Я уже в порядке, давай.

Анна. (подносит к уху теленькнувший сотовик) Да. (Меняется в лице) Что-что?! Когда? Кто-нибудь из наших там есть? Снимают? Ладно, скоро будем. (Сует трубку в карман) Сергея Сергеевича застрелили...

Центр ПС. Кабинет Мрачковской.

Евгений. Что от меня зависит. Чем я должен пожертвовать?

Ирина. Жертва ничтожна. Ты — кто? Средний писателишко, да и только. Но твоя кровь — дверь в возможный мир, в котором все твои фантазии, все воображаемые существа — станут реальностью. И верховным владыкой этого мира — будешь ты, ибо ты его создал. Есть тысячи людей — музыкантов, ученых, писателей, чей талант несравним по мощи с твоим. Но для нас их кровь — смерть... Почему — о том ведают только на небесах. Если бы мы, те, кого вы называете вампирами, имели воображение или способность читать мысли людей, мы сами сконструировали бы нужную нам реальность...

Евгений. Зачем ты все это мне говоришь. Убей меня, выпей мою кровь. Почему до сих пор ты этого не сделала?

Ирина. Ты знаешь — почему. (Показывает книгу: «Арсенал Утрат и Зрелищ» — Е. Мрачковский). Ты должен помочь нам по своей воле. Иначе жертва будет напрасной. И ты должен испытывать любовь к человеку, чью кровь мы смешаем с твоей кровью. Это второе условие. Я долго ждала, когда в тебе родится любовь. И вот, наконец, явилась Ника...

Евгений. Переливание крови?

Ирина. Да. И Ника — свободна. Хочешь спасти ее? Спасай! И мы уйдем в свой мир, а она останется здесь — жива и здорова.

Евгений. Я не верю тебе!

Ирина. Веришь! Она нам не нужна. Сама по себе ее кровь — пуста, и для нас не представляет интереса. А ты ... Ты просто боишься ритуала жертвоприношения. Боишься, что тебя убьют — и все. Все никак не можешь понять, что смерти нет — есть другой мир. Все вы так, людишки: верите — сомневаясь, знаете — не веря в собственное знание... Очисти землю от нас! Освободи нас от земли! Цена-то ничтожна: ты уйдешь вместе с нами.

Евгений. А если я не соглашусь.

Ирина. Ника до скончания века будет такой, как я.

Евгений. Это шантаж, а не добровольное согласие...

Ирина. (презрительно) А ты гораздо хуже, чем даже я думала...

Квартира Мрачковских. Кабинет Евгения. На полу — изодранная крысой простыня. Безостановочно-надрывно звонит телефон.

Тюремная камера. Закатав рукава, милиционеры резиновыми дубинками лупят завернутого в мокрую простыню Гиммлера.

Чердак. У оконца — музыканты. Они наблюдают за двориком перед домом Мрачковских. Держа Нику на руках, к подъезду приближается Евгений.

Александр. (надев наушники) Боб, громче сделай!

Бас-гитарист. (вертит ручку настройки) На всю!

Александр. Ничего не слышу!

Конвульсивно крутанув ручку настройки на «ноль», бас-гитарист утыкается лбом в балку перекрытия: в его спине торчит кол. Александр резво вскакивает и ... захрипев, с колом в груди, брякается на пол, выломив затылком стекло чердачного окна. Перешагнув через скрюченное у входа на чердак, покрытое шерстью тело того, кто был барабанщиком, Следователь спускается на лестничную клетку.

Центр Планирования семьи. Кабинет Мрачковской. Ирина смотрит репортаж об убийстве директора телеканала. Затем идет сюжет о поставившем ученых в тупик, необъяснимом бегстве пресмыкающихся. Ирина набирает номер телефона.

Ирина. Что там у тебя?

Лес. Берег озера.

Грибник. (глядя в бинокль на хижину старицы) Что-то монахини суетятся, в чем дело — не пойму. Не могу подойти ближе, молитвы гонят назад. Сел в лодку — опрокинулась...

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской.

Ирина. Черт с ними, пусть тешатся. В полночь нас здесь уже не будет...

У подъезда дома Мрачковских. На скамейке — Георгий, Евгений и Ника.

Георгий. И она тебя отпустила?

Евгений. А куда я теперь денусь. У меня нет выбора. Иначе... Ника... сам понимаешь...

Георгий. Это произойдет в любом случае. Вы теперь с Никой — одно. Принесут в жертву тебя, — умрет и она. Потому-то Ирина и отдала ее на время...

Евгений. Но если я не выполню ее условий — будет еще хуже. Ника станет, как они.

Георгий. Ты правильно сделал. И не бойся — никакого жертвоприношения не будет. Ты спас Нику — она спасет тебя.

Евгений. Спасет?.. Как?

Георгий. Я не могу тебе этого сказать. Узнаешь ночью. Сейчас подъедет машина, и Нику я увезу. А ты возвращайся к Ирине. Делай все что скажет.

Рядом тормозит автомобиль. За рулем Следователь. Георгий устраивает девочку на заднем сиденье. Автомобиль трогается. Евгений обречено смотрит ему вслед.

Георгий. (Следователю) С музыкантами разобрался?

Следователь. Разобрался. Слухачи херовы. На чердаке сидели. А на соседней крыше еще и девица торчала. Прыткая, нечисть. Не догнал.

Георгий. Ясно. Давай самыми глухими переулками. Надо оторваться любой ценой.

Следователь. А куда едем?

Георгий. В монастырь.

Тюремная камера. В углу — избитый до полусмерти негр. Милиционеры стараются привести его в чувство. С грохотом распахивается дверь: на пороге — сияющий от восторга Леонид. Указав антеннкой телефона на арестанта, велит: «Отправляйте в психушку. Он нам больше не нужен. Пусть с ним разбираются доктора»

Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской. Входит Евгений. Раскрыв книгу, Ирина читает: «И он решил уйти с похитителями крови и стать бесплотным владыкой собственных фантазий. Ибо жертва стоит того: земля из арсенала утрат превратится в храм обретений...»

Евгений. Я все понял. Зачем ты читаешь?

Ирина. Затем, чтобы душа твоя очистилась от скорби. Мы не так плохи, как ты думаешь. Это только для комаров — рай в аду для людей. А мы не комары. И нам не нужен человечий ад. Да, мы — порождение самого человека, но мы — выше человека. И нас всегда, со времен грехопадения угнетала эта зависимость. Если б человек не пал, мы стали бы носителями любви... И мы хотим освободить и себя, и человека. Так получилось, что путь к освобождению проходит через твое сердце. И оно должно быть очищено от скорби и сожалений.

Евгений. А уж это от меня не зависит...

Ирина. (протягивая таблетки) Прими это. Перед ритуалом ты должен спать и видеть сны.

Глянув с отвращением на книгу, Евгений глотает таблетки, ложится на диван. Ирина заботливо накрывает его пледом.

Автомобиль мчит по загородному шоссе. За рулем — Георгий, рядом — загримированный Следователь, на заднем сиденье — спит Ника. Дорога впереди перекрыта милицейскими машинами, автобусами ТВ и различных НИИ. На обочине — толпа.

Следователь. Стой! Я выясню, что там.

Георгий. Здесь поворот на грунтовку. Зачем рисковать?

Следователь. Никакого риска. Я все предусмотрел. Машина с неотличимыми от нас двумя мужчинами и девочкой, движется сейчас и в другом направлении. За ней кровососы и следят. А мы давно оторвались.

Георгий. Понял. Делай как знаешь.

О чем-то переговорив с людьми на обочине, следователь возвращается.

Георгий. Ну что там?

Следователь. (брезгливо) Такого я еще не видел. Какая-то аномалия. Змеи, ящерицы, жабы — целый оползень. Прут прямо под колеса. Там телевизионщики, ученые, спецы из ФСБ — никто ничего не понимает.

Вырулив на грунтовку, Георгий едет к лесному озеру. Тормозит неподалеку от места, где стояла палатка музыкантов.

Следователь. Знакомое местечко...

Георгий. (вытаскивая из машины Нику) Помоги...

...Они идут по лесной тропке. Георгий несет девочку. Следователь, настороженно поглядывая по сторонам, чуть позади. Выйдя к берегу озера, Георгий замирает, пристально всматриваясь в черные фигурки у хижины.

Следователь. Монахини? Что они там делают?

Георгий. Сейчас узнаю... А ты проверь окрестности.

Тюремный госпиталь. Психиатрическое отделение. К той же койке, на которой лежал следователь, пристегнут негр. В палату входят зав.отделением (тот, что беседовал с генералом) и медсестра.

Зав. отделением. А-а.., старый знакомый. (Качая головой оглядывает избитого пациента) В который раз, господин Гиммлер, вы на собственной шкуре убеждаетесь в бесполезности борьбы с миропорядком, а должных выводов так и не сделали... Все на магию надеетесь? (Смеется) Ну, да ничего. Уже теперь-то мы вас вылечим... Уедете в родную Африку с красным дипломом в кармане и без всякой оккультной дребедени в голове.

Гиммлер. А успеешь вылечить? Полночь скоро...

Зав. отделением. (медсестре) Четыре кубика. Как обычно. И санитаров покрепче. Глаз не спускать!

Скосив глаза на уходящего доктора, Гиммлер с сарказмом хрипло орет:
«... Сердце Африки пенья полно и пыланья,
И я знаю, что, если мы видим порой
Сны, которым найти не умеем названья
Это ветер приносит их, Африка, твой!»

Центр ПС. Кабинет Мрачковской. На диване спит Евгений. И ... во сне остервенело колотит по клавишам печатной машинки. На ослепительной белизне листа — вместо букв кровавые руны. Разломав машинку, Евгений мечется по кабинету. К чему бы он ни прикоснулся — к столу, стене, книгам — все начинает сочиться кровью. В руке его возникает факел. Евгений подносит его к бумагам на столе — огонь гаснет. Подносит к шторам — огонь гаснет. Подносит к волчьей шкуре — огонь гаснет. Прокричав: «Знаю, знаю! — все зависит от меня!» — он подносит факел к своему лицу. Тело вспыхивает и вмиг обугливается. Евгений хохочет, приникает к зеркалу: там — опрокинутое отраженье Ники. С улицы доносится автомобильный гудок и рев мотора. Вскочив на подоконник Евгений распахивает окно: далеко внизу, по пустынной улице медленно ползет грузовик. Из окон, в стремительно заполняемый кузов чьи-то бесчисленные руки выбрасывают детские платьица. «Стой, стой!» — вопит Евгений, выпрыгивая из окна в кузов. Но грузовик внезапно ускоряет ход и — впереди лишь вздыбленный асфальт.

Лес. Берег озера...Хрустко воткнув кол в спину Грибника, Следователь довольно рычит: «Здравствуй, партизан! Давно я следил за тобой...» Подносит к глазам трофейный бинокль...

Георгий несет девочку к хижине. На пороге, переводя взгляд с девочки на монахинь, возникает старица. Не в силах вымолвить ни слова, она указывает на иконы: кровь под ними исчезла. Монахини крестятся, шепчут молитвы. Испытующе и смирено глядя на старицу, игуменья произносит: «Спаситель и Богородица — Заступница привели это чадо к тебе, матушка Валентина. Господь благословил тебя на подвиг спасенья ее души. Приведи ее ко Христу». Строго глянув на Георгия, велит: «Оставайтесь здесь!»

Ночь. Центр Планирования Семьи. Кабинет Мрачковской. Раздается телефонный звонок. Глянув на Евгения, во сне упавшего с дивана, Ирина поднимает трубку: «Где они? На даче у Следователя? Девочка с ними? Каковы их планы? Понятно. Умница! Оставайся там. Потом разделайся с отшельницей. В полночь мы уже будем в другом мире — в нашем мире. К ритуалу ты опоздаешь, но ключик к двери в наш мир мы тебе оставим. Ибо уйдут только избранные, а ты в их числе. Трупоеды нам не нужны...»

Лес. В зарослях, неподалеку от хижины, укрываются Георгий и следователь. Из монастыря доносится звон колокола.

Следователь. А если кровососы догадаются, где мы?

Георгий. Догадаются. Да будет поздно.

Следователь. Слушай, я все никак не пойму: зачем мы привезли сюда девчонку? Ну, будет она молится вместе с отшельницей, а толку-то от этих молитв?

Георгий. Таких как Ирину не убить ни колом ни серебряной пулей. Поэтому они и называют себя избранными. Тут есть только одно средство — изгнать из них нечистый дух. В эту ночь во всех храмах и монастырях будут служить заклятные молебны, изгонять бесов.

Следователь. Ну и что?..

Георгий. А то! Божия благодать преображает дух, плоть и кровь. В Евгении — кровь Ники. И когда упыри начнут свой ритуал, и выпьют кровь жертвы — Евгения, то его, очищенная через Нику кровь их убьет. Для них такая кровь — огонь.

Следователь. Мудрено... Слушай, ведь они собираются уйти в свой мир, так? На кой же ляд все эти сложности, молебны? Пусть убираются и оставят нас в покое.

Георгий. Я сперва тоже так думал. Да только никуда они не уйдут — просто станут бесплотными. И если сейчас сосут кровь, то потом будут сосать наши мысли, сны, фантазии. Они пожрут наши души, превратят нас в пустые биофутляры... И человек уже будет не человек, а некто в голом...

Центр Планирования Семьи. Евгений и Ирина, спускаются на лифте вниз. В упрятанное глубоко под землей хранилище крови.

Ирина. (раскрыв дверь в помещение в виде полусферы) Вот он — арсенал людских утрат и наших обретений. (Оглядывает собравшихся: здесь все — от Леонида до зав. отделением из тюремного госпиталя) Все?

Леонид. Кроме одной сестры.

Ирина. Она присоединится к нам позже. Начнем ритуал.

Повинуясь жесту Ирины, «братья» и «сестры» сбрасывают с себя одежды. Лично обнажив Евгения, Ирина ведет его к жертвеннику в центре «арсенала», велит лечь. Леонид протягивает ей ритуальный кинжал — с рукоятью в форме двуглавой крысы.

Тюремная больница. Психиатрическое отделение. Пристегнутый к кровати негр позыркивает на циферблат часов дремлющего подле санитара: без десяти минут полночь.

В хижине старицы. Ника, старательно повторяя за старицей слова молитвы, стоит на коленях перед образом Богородицы со Спасителем.

Заросли у хижины. Заслышав легкий шорох, Следователь настораживается и, оставив Георгия в одиночестве, уходит на проверку.

Центр Планирования Семьи. Хранилище крови. В центре образованного нагими упырями круга — жертвенник с Евгением. Надрезав его вену, Ирина, что-то восклицает на неведомом языке, сцеживает кровь в чашу, отпивает и передает ее Леониду. Чаша переходит из рук в руки.

Заросли неподалеку от хижины. Георгий едва успевает увернуться от прыгнувшего на него откуда-то сверху... Следователя. Схватка. Краем глаза Георгий фиксирует у окна хижины знакомую женскую фигуру...

Тюремная больница. Психиатрическое отделение. Негр напряженно смотрит на циферблат: до полуночи — считанные секунды.

Заросли у хижины. Проткнув Следователя, стреляя по брызнувшей от хижины фигуре, Георгий устремляется вдогон.

Центр Планирования Семьи. Чаша переходит из рук в руки. Ритуально выкрикивая что-то на неведомом языке, Ирина подносит острие кинжала к левому соску Евгения.

В хижине старицы. Ника беснуется. Чужими голосами (Ирины, Ады, Леонида и других) с кровавой пеной выхаркивает богохульства, проклятья, гнусь замысловатых ругательств. Шарахаясь от старицы с иконой Спасителя, голосом Ирины изрыгает: «Нет! Нет! Никогда! Только не это! Ненавижу! Только не это!» На крики вбегает Георгий. Запирает дверь. Изловив бесноватую, в крайнем напряжении удерживает ее, пока старица совершает обряд изгнанья нечистой силы. Наконец, икона касается губ девочки, и та бессильно замирает.

Тюремный госпиталь. Психиатрическое отделение. Стрелки на часах санитара смыкаются на цифре «12».

Центр Планирования Семьи. Хранилище крови. Обеими руками охватив кинжал, Ирина замахивается и... чуть коснувшись соска жертвы, клинок с заунывным скрежетом гнется. А на жертвеннике, вместо Евгения — на миг — возникает нагая Ника. Ирина в ярости замахивается вновь — кинжал крошится о сосок. Содрогаясь от нестерпимой боли, голосом Ники визжит: «Нет! Нет! Никогда! Только не это! Ненавижу!..»

Заунывно стеная, хрюкая, вереща, упыри обугливаются. Мучительно преодолевая чудовищное сопротивление, Ирина продвигает почернелую образину к лицу Евгения и, в последнем усилии вонзает клыки в его шею. Сползая на пол, рыкает: «Теперь ты узнаешь эту жажду... Я не в силах тебя убить... Но, я сделала тебя худшим из нас... И участь твоя — жрать крыс!.. Твоя свобода — это смерть Ники. Убей ее — и жажда пройдет. А иначе — крыс тебе жрать! До конца времен... Людская кровь не для тебя! Теперь ты — никто... Никто!»

В хижине. Прильнув к груди старицы, Ника взахлеб рыдает.

Тюремный госпиталь. Психиатрическое отделение. Оторвав взгляд от стрелок часов: первые минуты нового дня, — негр пристально — повелительно смотрит на спящего санитара. Тот, не отрывая глаз, встает, отстегивает пациента от кровати, ложится на его место. Накрыв санитара одеялом, Гиммлер спокойно шествует по коридорам госпиталя: здесь все будто вымерло — пациенты и персонал в непробудном сне, из палат прет разнотембровый храп.

Центр Планирования Семьи. Хранилище крови. Переступая через обугленные трупы, Евгений бредет к выходу. В коридорах Центра — мертвая тишина. Вповалку дрыхнут охранники. Такое же спекшееся беззвучие на улицах: город — будто раскопан археологами. Борясь с первым приступом нестерпимой жажды, Евгений обеими руками судорожно охватывает укушенное место. На скамейке бульвара, подложив под голову сумку, похрапывает человек. Подскочив, Евгений алчно приникает к его шее и, передернувшись, как от удара током, с пеной на губах брякается на асфальт.

Лес. Сидя под стеною хижины, Георгий безуспешно борется со сном. Неподалеку — покрытая зеленоватой шерстью оболочка того, кто был Следователем. Из монастыря доносится колокольный звон.

По спящему городу на предельной скорости мчит автомобиль. За рулем сосредоточенный Гиммлер.

Центр Планирования Семьи. Хранилище крови. Обугленные останки монстров. Тонкие женские пальцы охватывают чашу с кровью. Красная струйка стекает на голову Ирины — обгорелый труп содрогается в посмертной конвульсии. Чаша летит на жертвенник, со звоном раскалывается.

В пустых коридорах Центра оглушительно звучат шаги. Вслед женской фигурке из хранилища выхлестывает огненный язык.

Квартира Мрачковских. В окна бьют первые лучи солнца. На полу своего кабинета извивается в муке Евгений. Услыхав крысиный писк — вскакивает, очумело озирается и мчит в детскую. Преодолев брезгливость, подминает крысу и с алчностью вонзает в нее зубы. Нелепо дрыгая когтистыми лапками, крыса истошно верещит...

День. Загородное шоссе. В кювете — перевернутый автомобиль. Сотрудники ГАИ выволакивают из него Гиммлера. Надевают наручники. Долго пинают. Увозят.

Лес. Берег озера. Георгий умывается. Заметив за деревьями чью-то фигуру, спешит к хижине. Сбив с ног, оттаскивает Евгения от двери.

Евгений. Ты знал? Знал, что она со мной сделает?

Георгий. Да я знал.

Евгений. Ублюдок, ведь я же тебе поверил! Что мне теперь делать?! Что?! Крыс жрать?! Я — не человек, не упырь, не животное! Кто я?! Почему, почему именно я?! Я должен ее убить, должен! Отдай мне ее! Почему я должен терпеть эту муку?! Почему?!

Георгий. Это пройдет. Поверь. Не знаю когда, но — пройдет. Ты исцелишься. Перетерпи. Другого пути нет.

Евгений. (хватая Георгия за ноги) Убей меня, а? Прошу тебя, прошу: убей! Если б ты знал, как мне хочется крови, крови... Ты бы тут же меня убил... Так убей же! Проткни колом — все! И уйдет эта мука, эта жажда... Убей же! Убей!

Георгий. (качая головой) Нет. Перетерпи...

Евгений. (внезапно вскочив, бросается к хижине и, снова сбитый с ног, корчится) За что?! За что?! За что?!

Квартира Риты. Обернувшись полотенцем, экс-подружка музыкантов выходит из ванной. Из спальни доносится призыв: «Риточка! Скорее!». На постели, глядя в телевизор, лежит молодой человек. Это ее новый друг — режиссер.

Рита. (нырнув под одеяло) Заждался?

Режиссер. Смотри! Ничего и придумывать не надо. Готовый фильм. Я давно хотел снять что-нибудь этакое...

На экране здание Центра Планирования Семьи, обгорелое хранилище крови, обугленные трупы. Затем Анна комментирует: «Никто и предположить не мог, что все эти зверства: торговля детьми, человеческими органами, ритуальные убийства и поджоги — дело рук сумасшедшего африканца Джонни Кроутера по кличке «Гиммлер» и его подельников — музыкантов группы «СмИрдяковка». Все прежние версии: о причастности к названным преступлениям тележурналиста Георгия Ярина и бывшего следователя Бориса Морева, следствием опровергнуты. Нет сомнений, что содеянное бандой Кроутера затмит преступления секты Чарльза Мэнсона и послужит всем нам серьезным предостережением...»

На экране лицо Гиммлера: комично кривляясь, он смачно плюет в камеру — изображение размывается, по экрану ползет струйка слюны...

Режиссер. (выключив телевизор) Риточка, ты ведь знала его дружков-музыкантов?

Рита. Да. Я знаю и других, кто считает себя вампирами, пьет кровь животных... Мало ли в жизни идиотов?

Режиссер. Грандиозно! Делаем фильм с их участием!

Рита. Думаю они не будут против. Но только при одном условии...

Режиссер. Любые условия! Я готов. Говори!

Рита. Ты — временно, конечно — должен стать одним из них.

Режиссер. То есть?

Рита. Нужно не просто играть в их ритуалы, а по настоящему в них участвовать. Отдавать им часть своей крови, и тому подобное. Иначе они не согласятся...

Режиссер. Да ради Бога! (Рита болезненно кривится) Что мне крови жалко? Я донором в студенческие годы подрабатывал. Это не проблема. Хроника из жизни реальных вампиров — грандиозно! Когда ты сможешь договориться?

Рита. Да хоть завтра...

Режиссер. Замечательно! Иди ко мне...

Откинув одеяло, Рита целует грудь режиссера, садится на него сверху. В момент оргазма, дико возопив, роняет голову на грудь и... на живот режиссера — точно в пуп — каплет кровь...

...Сидя на крыше, Георгий отбрасывает винтовку, усмехается: «Снайперская винтовка Драгунова. Смертельный оргазм!»

Квартира Мрачковских. На полу в своем кабинете бьется в нестерпимой муке связанный Евгений...

...С улицы доносится автомобильный гудок и рев мотора. Вскочив на подоконник, Евгений распахивает окно: далеко внизу, по пустынной улице медленно ползет грузовик. Из окон, в стремительно заполняемый кузов чьи-то бесчисленные руки выбрасывают детские платьица. «Стой, стой!» — вопит Евгений, выпрыгивая из окна в кузов. Но грузовик внезапно ускоряет ход и — впереди лишь вздыбленный асфальт...

КОНЕЦ

Дубовой Геннадий

.