|
Субботний религиозно-философский семинар с Эдгаром Лейтаном № 21
К понятию «христианской нации»: тревожное рассуждение
|
Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего.
Послание к Евреям 13:14 |
Те из уважаемых Читателей, кто смотрел знаменитую гангстерскую трилогию «Крёстный Отец», наверняка помнят встречу в третьей части фильма дона Корлеоне с кардиналом Лaмберти в некоем монастыре на Сицилии. Этот замечательный пастырь, прототипом которого наверняка был подлинный кардинал Альбино Лучиани, будущий папа Иоанн-Павел I, в течение беседы ненавязчиво и деликатно добивается от «крёстного отца» мафии (гениально сыгранного великим актёром Аль Пачино) покаяния и исповеди.
Кроме всего прочего, кардинал разбивает лежавший в водоёме небольшой камень — только чтобы показать, что сто- или даже тысячелетия пребывания в воде смогли твёрдую поверхность гранита всего лишь смочить. Внутри же камень как был, так и остался совершенно сухим. Этим действием-притчей пастырь указал с горечью на тот едва ли оспоримый факт, что почти двухтысячелетнее соприкосновение с Христовой Вестью едва ли изменило внутреннее устройство европейцев. Они как были язычниками в серёдке своего существа, так и остались, видоизменившись лишь на самой поверхности.
Недавно Вашему покорнейшему пришлось беседовать с одним своим австрийским знакомым, который считает себя настоящим католиком, подлинным и убеждённым христианином. Во всяком случае, всегда осеняет себя крестным знамением, просто даже на машине проезжая мимо христианского храма или малой придорожной часовенки. Ну прекрасно... В дальнейшем разговор наш зашёл о «засильи» в Австрии и Германии и вообще в Европе всяческих иноземцев, особенно турков и арабов. В общем, вполне обычные рассуждения об ужасах исламской опасности, нависшей над «доброй старой христианской» Европой в обличии агрессивной турецкой «антикультуры», к тому же никак не желающей в систему европейских ценностей «интегрироваться».
Прекрасно отдавая себе отчёт во всей сложности и неоднозначности проблематики малоконтролируемой миграции, я всё же попробовал сыграть роль «адвоката дьявола» и возразить, что немалая вина в наличном положении вещей лежит и на самих европейцах, в своё время чуть не силком затаскивавших дешёвую рабочую силу из своих бывших колоний и вообще из стран Востока, а спустя несколько десятилетий вдруг обнаруживших, что приезжие «гастарбайтеры» вовсе и не собираются никуда обратно уезжать. Более того, что с ними стремятся воссоединиться члены их семей, что у них у самих народилось множество детей в той же Европе, и что эти дети в поисках ускользающей идентичности охотно причисляют себя к мусульманам, к тому же далеко не всегда исповедуя ислам самого либерального толка. Уж не говоря о всем известном чадолюбии мусульман в противоположность «полубездетным» европейцам...
А потом, навряд ли европейскому христианству угрожала бы такая уж серьёзная опасность от «исламских конкистадоров», будь с ним, с этим самым христианством в Европе, всё в полном порядкe, — заметил я. На страстное и в то же время деловое предложение моего христианского знакомца выселять непрошеных гастарбайтеров на их «историческую родину», я юродски предложил решить дело гораздо радикальнее, открыв заново действовавшие при «приснопамятном» Адольфе Алоизовиче концентрационные лагеря (всё же какая-никакая экономическая польза будет...), а также вновь задействовав газовые камеры... Услышав это, мой собеседник умолк, с ужасом на меня поглядывая, в растерянности и в непонимании хлопая глазами. Я ж говорю ему, что просто довожу до логического завершения как деловую часть, так и всю интонацию нашей беседы. Только причём здесь христианство?..
Вряд ли стоит так уж разделять «европейцев», по какой-то странной прихоти неизвестно кого почти всегда отождествляемых с западно- или центрально-европейцами, то есть с представителями традиционных католических и протестантских культур, — и русских, безоговорочно соотносимых в православием. Я боюсь, что русские, как и «европейцы», так же подобны упомянутым камням, омываемым целое тысячелетие водами христианской проповеди, но эту самую воду в себя так по-настоящему и не впустившим. Принимающиe в евхаристическом причастии Христа, но духу Христову бесконечно чуждыe. Впрочем, кто измерит эту степень близости или удалённости людей по отношению к предмету их веры?
Ведь речь здесь не идёт об отдельных людях, среди которых во все времена бывали подлинные подвижники и святые праведники, или хотя бы просто добрые, сострадательные существа, а об идеологическом конструкте «христианской нации». Которой, естественно, должны противостоять «мусульманская нация», или «буддийская», или какая иная. Главное слово здесь — нация или народ. Причём не в библейских своих коннотациях «народа Божия», для которого в последней инстанции «несть ни эллина ни иудея», но народ как племя, как род, как «кровь», — как «свои» в противоположность «чужакам». Предикат же — всегда «противостояние» или даже «война».
Трудно найти идею, более далёкую, чуждую и противную Христовой вести Царствия Божия, которое «не от мира сего», — и идеологии «христианской нации» (католической, православной, евангелической...), которая бы в то же время так её во всём напоминала. Так обезьяна в чём-то очень даже напоминает человека. Так дьявол напоминает Бога...
Известно по слову Евангелия, перешедшему в качестве крылатой народной мудрости в лексикон русского языка, что «свято место пусто не бывает». После разрушения имперской по типу советской идеологии, пафосом своим («Мы новый мир построим...») чем-то напоминавшей утопические по сути и глобалистские по форме замыслы первых христианских империй создать образ «Божия Царства» на этой земле, осталась одна ностальгия. Тоска по былому величию, когда слово «уважают» с гордостью заменяется квази-синонимичным «боятся».
И хорошо ещё, если это печалование по безвозвратно прошедшему величию облечётся всего лишь в форму декларативного воззвания к своему этнографическому «Православию» («Русский — значит православный!») с его непременными атрибутами: пасхальными куличами, крашеными яйцами и поваренными книгами по «православной кухне» или продаваемыми в церковных лавках «православными благовониями». Само по себе это большого вреда окружающим не причинит, разве что собственной душе. Но стоит ли эту безделицу принимать во внимание?..
А вот если во имя «православной (католической, евангелической) нации» будет культивироваться хорошо дозированная ненависть к тому, что считается чужим, то не миновать беды. Христианин, позабыв, что он вообще на земле чужак-чужаком, призванный с непредвзятостью постороннего, перехожего странника осмысливать привычные утробные «ценности» этого мира, какими бы манящими или тёплыми они ни казались, подвергается незаметному превращению.
И старые, считавшиеся давно исчезнувшими боги войны, насилия и ужаса воскресают в новом обличии, овладевая умами тех, кто отрёкся от разума и различения духов. Так пасхальный «благодатный огонь» может с неприметной лёгкостью превратиться в зловещего «бога Огня», требующего всё новых человеческих жертв...
18.04.2009
Теги: общество
религия
|
Ваш отзыв автору
|
|
|