Мысль написать оперу на сюжет «Слова о полку Игореве» Бородину подбросил Стасов, и это была одна из самых светлых его идей. Трудно представить себе литературный первоисточник, который более соответствовал бы темпераменту композитора, чем этот замечательный памятник словесности, полный красоты и человеколюбия, лучше всех изысканий историков свидетельствующий о том, что Русь когда-то была Европой.
Сочинение оперы растянулось на 18 лет. Известен факт, что однажды к Бородину пришли друзья и увидели необычайное зрелище: повсюду в квартире на прищепках висели исписанные нотные листы. Оказывается, Бородин имел привычку писать карандашом, и от времени карандаш начал осыпаться. Чтобы спасти своего «Князя Игоря» от гибели, Бородин со свойственной настоящим учёным изобретательностью покрыл рукопись яичным белком и вывесил на просушку. Однако, несмотря на все меры предосторожности, композитор умер, так и не доведя главный музыкальный труд своей жизни до конца.
«Князь Игорь» был закончен в 1890 г. Н. А. Римским-Корсаковым и А. К. Глазуновым. В известной мере повторилась история с «Хованщиной»: что-то пришлось за автора дописывать, а от чего то, им написанного, — скрепя сердце отказываться. В особенно плачевном состоянии Бородин оставил третье и четвёртое действия своей оперы.
Глинка 50 лет спустя
Что же такое «Князь Игорь»? И по форме, и по духу это, пожалуй, самая «глинкинская» из всех написанных не Глинкой опер. Та же классическая закруглённость форм, тот же нескончаемый праздник мелодии, где речитативу отведена самая скромная, служебная функция, те же эстетство, мультикультурность и гуманизм — прямо какое-то дежа вю!
Что касается «несовременного» разделения оперы на законченные номера, то Бородин, действительно, во всех музыкальных жанрах тяготел к классическим формам. Он со своим строгим и ясным мышлением чувствовал себя в них комфортно. И — удивительное дело! — несмотря на то, что «Князь Игорь» остался существенно незавершённым, несмотря даже на то, что заканчивали его другие люди, замысел Бородина был настолько чёток и излагался им с такой убедительностью, что, вопреки всему, сочинение получилось драматургически целостным и глубоким.
Откровенно об одной дисгармонии
(Этот подзаголовок я позаимствовал из книги «Молодым супругам». Выпушенная во время хрущёвской оттепели, что ли, это была одна из немногих книг, которые рассказывали советским гражданам о половых проблемах. «Откровенно об одной дисгармонии» — так там называлась глава про онанизм.)
Уже слышу возражения: «Как же так! О какой целостности вы говорите? Ведь всем известно, что „Князь Игорь“ популярен только благодаря замечательным мелодиям своих наиболее „хитовых“ номеров. А так — опера разрозненная, статичная, да ещё и очень неравноценная по содержанию».
Да, всем известно… А я вот, как всегда, не в курсе…
Записки на манжетах
Композитор Александр Константинович Глазунов, чьё имя неоднократно упоминается в сегодняшнем выпуске «оперных страстей», — впоследствии директор Петербургской консерватории — не писал опер. Поэтому в этих вторничных колонках я не буду подробно о нём говорить. Тем не менее, всем ищущим хорошей музыки я настоятельно рекомендую его сочинения — в частности, восхитительный Концерт для скрипки с оркестром.
Есть такой советский фильм «Большой концерт». Он про то, как колхозники приезжают в Большой театр. И есть там момент, когда они приходят на «Князя Игоря», а сцена закрыта рисованным занавесом, на котором изображено светлое и благообразное русское воинство, сражающееся с отвратительными, тёмными, оскалившимися от злобы половцами. На мой взгляд, вот это именно то, чего Бородин ни в коем случае не хотел сказать своим сочинением. Если рассматривать «Князя Игоря» с позиций «Большого концерта», то тогда, действительно, автор «тему раскрыл» неважно, на троечку. И русские у него не то чтобы очень благостные, и половцы не то чтобы очень злобные. И не происходит ничего — выходят по очереди, поют и уходят. Никакого конфликта, никакого действия. Даже не перебивают друг друга.
Именно с таких позиций все и смотрят на «Князя Игоря» уже без малого сто лет. Но, друзья, а что если Бородин писал свою оперу не для колхозников? А что если у него и в мыслях не было посвящать своё сочинение теме «борьбы добра со злом», когда под добром понимаются «наши», а под злом — «ненаши»? А что если, сочиняя «Игоря», Бородин жил совсем иным кругом идей? А что если основной конфликт этой оперы лежит отнюдь не в той же самой плоскости, что и изображённый в ней военный конфликт, а совершенно в другой?..
Взгляните на «Князя Игоря», исходя из этих — вполне, по-моему, разумных — предположений. И вы увидите произведение тонкое, изысканное, мудрое, а главное — очень драматичное и увлекательное. Произведение, все части которого взаимосвязаны и «работают» на общую концепцию.
Увы, этой опере не повезло. Кто-то на неё навесил ярлык «эпическая». А эпос, по мнению многих, — это непременно нечто скучное, неторопливое, величественное и примитивное. Но зато разодетое в нарядные костюмы и «оживлённое» грандиозными массовыми сценами. Прекрасный экспортный товар. Отсюда и многочисленные сокращения и переделки бородинского шедевра. Конечно, опера у Бородина с Римским-Корсаковым и Глазуновым получилась большая. Но ведь не гигантская. Она меньше «Тристана и Изольды», «Гибели богов» или «Нюрнбергских мейстерзингеров». Однако из этих опер никому не приходит в голову выбрасывать целые действия, перебрасывать фрагменты из одной сцены в другую и т. д. А с «Князем Игорем» вытворять такие вещи долгое время считалось чуть ли не нормой. Вдруг бедные колхозники заскучают!
И теперь, чтобы вернуть истинное, очищенное от шелухи традиций восприятие этого сочинения, мы попытаемся забыть всё, что когда-то видели и слышали, и внимательно изучить его от начала до конца, пытаясь разъяснить для себя встречающиеся на пути загадки и противоречия. Разумеется, в рамках данной колонки я не буду проделывать такой скрупулёзный анализ в полном объёме. Коснусь только самых крупных, очевидных вопросов.
А загадки этой оперы начинаются даже не с первой страницы партитуры, а… прямо с обложки. В самом деле, а почему опера называется «Князь Игорь»? Что заставило Бородина изменить название литературного первоисточника? Ответ, что, дескать, называть оперу «Словом» как-то неправильно, меня не удовлетворяет. Совсем скоро на русской оперной сцене появятся «Сказка о царе Салтане» и «Сказание о невидимом граде Китеже», а потом и вообще — «Повесть о настоящем человеке». И никого эти «литературные» заглавия не смущают. Да и к тому же литературный первоисточник не «Словом о князе Игоре» назывался. Почему же Бородин именно «Князем Игорем» решил назвать свою оперу?
На мой взгляд, это название — один из ключиков к пониманию всего произведения. Из рассказа о неудачном военном походе Бородин создаёт нечто совершенно новое, переключая основное внимание на личность главного героя. Личность очень интересную и противоречивую. Это опера про князя Игоря. Про его судьбу.
К вопросу о пассионарности
Чем же так интересен князь Игорь? Казалось бы, он тут самый блёклый и трафаретный персонаж — типичный Иван-царевич. Уверяю вас — это не так. Князь Игорь — один из самых сложных и неоднозначных образов мировой оперы, ничего общего с занудным «хорошим парнем» не имеющий.
Давайте взглянем на всё произведение в целом. Что мы там видим? Два мира — Русь и Степь. Ну, это для нас уже не новость. Новость тут в другом. В отличие от «Сусанина» или от «Бориса», два изображённых в «Князе Игоре» мира находятся в гармонии друг с другом. Нет, они воюют: половцы совершают набеги, русские их отражают, кого-то при этом убивают, кого-то уводят в плен… Но во всём этом присутствует какое-то осознание естественности установленного порядка вещей. В музыке знаменитых половецких плясок, где поют и танцуют невольники и невольницы, равно как и в не менее гениальном хоре поселян, разорённых дотла половецким набегом, есть тихая грусть — быть может, даже сдерживаемое отчаяние, — но вот чего там совсем нет, так это активного протеста. Так устроен мир, такова судьба. Всех это, в сущности, устраивает, все принимают это как данность.
Все, кроме одного. Князю Игорю в течение всей оперы чего-то неймётся. Он единственный, кто пытается изменить существующий миропорядок. Что любопытно, все его попытки ни к чему хорошему не приводят, и даже наоборот. Половцев победить ему не удаётся, в бою он губит почти всю свою дружину, да ещё и ставит под угрозу жизнь своей семьи и само своё княжество. Но ничто из перечисленного не может его остановить и образумить. Перед нами типичный пассионарий, выведенный Бородиным на оперной сцене задолго до Льва Гумилёва. Насколько такая трактовка событий соответствует историческим реалиям, судить не берусь. Думаю, что не очень, и думаю, что самого Бородина соответствие исторической правде не слишком заботило. Князь Игорь — это герой (или антигерой), в одиночку сражающийся с мирозданием. В опере показан крах такого героя и вместе с тем невозможность сломить его. Что важнее и чего здесь больше — это решать уже постановщикам. Несомненна только симпатия автора к Игорю — несмотря на все «дрова», которых тот в изобилии наломал.
Главный конфликт, движущий действие этой оперы — это не «русские против половцев», а «князь Игорь против всех». Тогда всё сразу же становится на свои места.
Гармония мира
Вся суть произведения изложена уже в изумительной увертюре, прослушиванием которой я хочу завершить сегодняшний выпуск. Увертюра эта — одна из вершин мастерства Бородина-симфониста — имеет необычную историю создания. Дело в том, что Бородин никогда её не писал. Её записал по памяти и оркестровал Глазунов, которому автор неоднократно играл её на фортепьяно.
Неудивительно, что «легитимность» увертюры к «Князю Игорю» вызывала и будет вызывать споры. Нередко можно услышать предположения (особенно от любителей чего-нибудь поскорее сократить), что увертюру эту сочинил сам Глазунов. На мой взгляд, такая точка зрения не выдерживает критики. Во-первых, непонятна цель подобной фальсификации. А во-вторых, слишком уж хороша увертюра, слишком уж на своём она месте. Нет, я ни в коем случае не оспариваю способности Глазунова написать хорошую музыку. Но трудно представить себе, чтобы кто-то мог сочинить настолько хорошую увертюру к чужой опере, до такой степени вжиться в авторский замысел. Это просто невероятно. Верди вон написал как-то увертюру к «Севильскому цирюльнику» Россини (собственной увертюры не имеющему), однако такой «чужеродный трансплантат» был быстро отторгнут. «Цирюльника» как исполняли, так и исполняют с увертюрой от другой, но зато россиниевской, оперы.
Но вернёмся к «Князю Игорю». Увертюра большая, в сонатной форме. Вся она построена на темах, связанных в опере с теми или иными персонажами и событиями. Первые такты вступления излагают начальную мелодию арии князя Игоря «Ни сна, ни отдыха измученной душе». То есть Бородин сразу же начинает с главного: знакомит нас с главным героем и даёт понять, что нам предстоит встреча с человеком тяжёлым, упрямым, не дающим «ни сна, ни отдыха» ни себе, ни людям. Затем следует нисходящая секвенция, в интонациях которой присутствует какая-то беззащитная, трогательная обречённость — под эту музыку русское войско будет отправляться в поход. Но вот откуда то, как будто бы из-за горизонта, возникают энергичные и дикие звуки медных духовых — это половецкие трубы. Стремительное крещендо (прямо как в увертюре к «Сусанину»!) приводит нас, наконец то, к экспозиции главной партии.
А главная партия состоит из двух элементов. Первый — это излагаемая скрипками энергичная мелодия, которую иначе как «ликующей» не назовёшь. Взята из дуэта Ярославны и Игоря в четвёртом акте. А второй элемент — изысканная и виртуозная «половецкая» тема, порученная «холодноватому» кларнету; она появится в третьем акте в партии Кончаковны. В ответ на эту половецкую красоту медные духовые разражаются громогласным «О дайте, дайте мне свободу!», что приводит нас прямо к побочной теме.
Упоительно-напевная и сладостная побочная тема будет встречаться в опере неоднократно и может быть условно обозвана «лейтмотивом любви князя Игоря и Ярославны». Излагает эту тему валторна — самый томный и чувственный инструмент из всех духовых. Надо вообще отдать должное Глазунову: оркестровал он увертюру великолепно. В репризе эту же тему он отдаст виолончелям — вероятно, самому чувственному голосу в группе струнных. (Валторны и виолончели — это, например, лейттембры Весны-красны в «Снегурочке» Римского-Корсакова).
Таким образом, если говорить вкратце, то увертюра к «Князю Игорю» строится на противопоставлении двух тем: «вражеской» и русской. И вообще: сходных черт с операми Глинки тут будет уйма.
Бурная разработка начинается с «половецкой» темы, но очень быстро переходит в противостояние между «ликующим» элементом главной партии и «половецкими трубами». Напряжение нарастает и в конце концов приводит к появлению нового музыкального материала — «эпизоду битвы». Эта «скачущая во весь опор» мелодия позднее встретится нам в арии Кончака.
Реприза традиционная и довольно компактная. Возвращаются обе темы — главная и побочная, следующие точно так же друг за другом, только в другой инструментовке. А вот напоследок Бородин приготовил нам сюрприз: обе эти непохожие друг на друга, но равно прекрасные мелодии — грациозная половецкая и напевная русская — вдруг начинают звучать одновременно в контрапункте. И прекрасно друг с другом сочетаются! Каждый раз на этом месте я неизменно покрываюсь мурашками от восторга. Завершает это грандиозное вступление к опере кода, построенная на энергичной теме хора ханов из третьего действия.
С удивительным, высочайшим мастерством написана эта увертюра! Я позволил себе столь подробно на ней остановиться (впрочем, менее подробно, чем мне бы хотелось), поскольку правда считаю, что на музыку эту возложена громадная смысловая нагрузка и что только проникнувшись увертюрой к «Князю Игорю» можно постичь всё произведение в целом. Послушаем же:
Исполняет оркестр Большого театра, дирижёр М. Ф. Эрмлер, запись 1969 г. Наслаждайтесь!
